раскалывается от боли.
Джулиано с трудом перевернулся на бок, протирая слезящиеся от едкого дыма глаза. Дым заполнил всю тратторию. Вокруг валялась мелкая щепа и разлетевшиеся доски входной двери, пробитой чем-то большим и огнестрельным. Занимаясь, тлело дерево. Пахло порохом и серой. В густых клубах кто-то надсадно кашлял, плакал и стонал, поминая нечистую.
Юноша сморщился, потряс тяжёлой макушкой. Его пальцы, слепо шарящие по полу, угодили во что-то тёплое и клейкое. Джулиано в ужасе отдёрнул руку.
Умирающая ведьма с наполовину развороченным боком остекленело таращилась на него. Из красного месива хлестала густая артериальная кровь, заливая серебристый шёлк её волос и голубоватый фарфор молочной кожи. Белые осколки костей торчали в разные стороны. Ведьма счастливо улыбалась. Посеревшие губы на её мертвенно бледном лице шептали что-то едва уловимое. Мягкий мизинчик левой руки конвульсивно подрагивал в такт последним ударам сердца.
Де Грассо невольно приблизил лицо к обречённой.
— Спаси его! Спа-си…
Светлые глаза сеньоры Марты навеки застыли, уставившись в потолок.
Чьи-то крепкие руки подняли Джулиано с пола и встряхнули. Перед носом юноши возникла широкая, довольно ухмыляющаяся рожа де Ори.
— Ты чуть не угробил меня, саттанов медведь, — с трудом промычал Джулиано, пытаясь выбраться из крепких объятий силицийца.
— Я тоже рад, что клятые ведьмы не заездили тебя до смерти.
Дым стал потихоньку рассеиваться, и из разваленной ядром двери траттории с рёвом повалила толпа знакомых фехтовальщиков. Юноши устрашающе бряцали обнажёнными мечами, хищно посверкивающими в тусклом лунном свете. Подбежавшие Артемизий с Паскуале подняли на ноги беспомощно хлопающего слезящимися глазами отца Бернара. Лопоухий Жеронимо помог встать Пьетро. Полуголые ведьмы разбежались сами.
— Чем это вы так по нам шарахнули? — потирая уши, спросил де Брамини.
— Помнишь ту прекрасную кулеврину, что я приметил в лавке у сеньора Данте? — сказал Ваноццо, обнажив зубы в хищной улыбке. — Добрый ростовщик был сегодня весьма любезен. Он с радостью разрешил нам пострелять из этой малютки.
— Что-то не замечал я подобной доброты за сеньором Данте, — усомнился Пьетро, потирая короткую шею.
— Зато жадности в нем предостаточно. Она-то его и подвела, — довольный Ваноццо хлопнул в ладоши, — я сказал ему, что принёс каменный нож на продажу. Тот, что в прошлый раз показывал старику Джулиано.
— И он тебе поверил? — Пьетро скептически хмыкнул.
— Ты бы видел, как загорелись его глаза! — хохотнул де Ори. — Он отпер мне дверь быстрее, чем молодой муж срывает платье со своей жены в первую брачную ночь.
— Зря ты это всё, конечно, устроил, — пробормотал Пьетро, натягивая на себя подобранные где-то в дальнем углу панталоны. — Данте такие шутки не спускает.
Здоровяк пожал широкими плечами и примирительно пробасил:
— В ближайшее время ему не до нас будет, а потом придумаем, как отбрехаться.
— Кто-нибудь видел Суслика? — возвысив голос, спросил Джулиано у бестолково толпившихся на первом этаже траттории фехтовальщиков.
— Нет! — раздалось сразу несколько нестройных возгласов.
— Сбежал, подлец! — проворчал де Брамини. — У, чёртов колдун. Увижу ещё хоть раз — набью рожу! Знал я, что его шашни с джудитами до добра не доведут!
— Но ведь ты сам только что помогал ему в ритуале? — сказал Джулиано.
Он с сомнением разглядывал одевающегося приятеля, одновременно кое-как пытаясь собрать на груди рваные полосы собственной рубашки.
— Кто? Я? — спросил де Брамини с нотами искреннего негодования в голосе. — Саттновы бестии меня околдовали. Точно так же, как отца Бернара. Я просто не мог им сопротивляться, хотя очень старался.
Услышав своё имя, монах заохал и перекрестился.
— Ха, а может, саттановы бестии и Суслика опоили? Кто и кому тогда должен четыре аргента? — хохотнул Ваноццо, потирая руки.
Пьетро скривился, как от зубной боли, и продолжил одеваться.
— Сеньоры, предлагаю нам поскорее ретироваться из этого богомерзкого заведения! — сказал Артемизий. — Блюстителям порядка теперь, конечно, не до нас, но всё же стоит поспешить.
Глава 79. Враг у ворот
Джулиано опрометью нёсся по бурлящим улицам Конта, окружённый толпой взбудораженных учеников де Либерти и Майнера. Несмотря на поздний час, улицы города были переполнены взволнованным народом. Сняв маски, люди бестолково метались туда-сюда по площадям и переулкам, точно заполошные куры, завидевшие тень ястреба. Увы, не радостный дух светлого праздника рождества Истова витал над этой толпой, а ужас и паника, расправившие свои когтистые уродливые крылья, накрыли столицу рваным плащом страха.
Тонкий месяц висел над клокочущим, взбудораженным Контом безжалостным серпом Незиды. В отдалении погромыхивали одиночные выстрелы лёгких пушек. Изредка раздавались мушкетные залпы, лязг стали и звон разбиваемого стекла. Холодный ветер доносил запах горящего дерева.
Всё происходящее живо напомнило Джулиано летний джудитский погром, случившийся после праздника Молодого вина и эпидемии хореи.
— Что происходит? Куда мы так несёмся? — спросил Джулиано у бегущего рядом Артемизия.
— Саттана его знает, что здесь творится, — проворчал ди Каллисто, привычным жестом смахивая назойливую чёлку с глаз. — Одни говорят, что фрезийцы встали лагерем под Контом. Другие утверждают, что кто-то из герцогов затеял восстание. Третьи вообще несут какой-то бред про бунт кирасиров и наёмников.
— П-перед тем, как мы отправились с-спасать ваши з-задницы, — добавил Паскуале, поддерживающий под руку растерянного, чуть ли не плачущего отца Бернара, — м-маэстро Готфрид распорядился вооружиться и двигаться в сторону А-арсенала. Он с-сказал, что великий герцог Ф-фридрих отдал п-приказ собрать всех умеющих д-держать оружие.
— Сохрани нас бог, — пробормотал монах, крестясь на тёмную громаду церкви, увенчанной вытянутым куполом.
— Началось, — нервно процедил де Брамини сквозь стиснутые зубы.
— Думаешь, это оно самое? — спросил Джулиано с некоторым сомнением в голосе.
— Могу поспорить! — Пьетро натянуто улыбнулся.
— Уверен? Прошлое пари у тебя что-то не задалось, — насмешливо заметил де Грассо.
— Кто ж знал, что всё так запутается!
Миновав несколько площадей и запруженных людьми узких улиц, ватага фехтовальщиков высыпала на площадь перед Арсеналом. Вытянутое прямоугольное здание городского оружейного склада располагалось на территории, называемой в народе полем Арея. Перестроенное четырёхярусное палаццо некогда было античным храмом, посвящённым грозному богу войны. Об этом свидетельствовали острия пилумов[188] в капителях ребристых колонн и выступающий из стен треугольный портик с остатками барельефа, изображавшего сражающихся всадников. Перед Арсеналом тянулась широкая площадь-плац с белой стрелой обелиска в центре, служившая гномоном[189] для солнечных часов. Сейчас светлый обелиск, подсвеченный тревожными огнями, горел, точно маяк в бурной ночи, привлекая к себе вооружённых прохожих.
По обеим сторонам площади располагались многочисленные казармы, также переделанные из ротонд и храмов забытых богов. Все двери зданий были распахнутыми настежь. Площадь бурлила от переполнявших её людей, и с каждой минутой их становилось только больше.
В дрожащем свете многочисленных факелов и горящих жаровен мелькали
