17 июня 1922
«Помни закон…»
Помни закон:Здесь не владей!Чтобы потом —В Граде Друзей:
В этом пустом,В этом крутомНебе мужском— Сплошь золотом —
В мире, где реки вспять,[1]На берегу — реки,В мнимую руку взятьМнимость другой руки…
Легонькой искры хруст,Взрыв — и ответный взрыв.(Недостоверность рукРукопожатьем скрыв!)
О этот дружный всплескПлоских как меч одежд —В небе мужских божеств,В небе мужских торжеств!
Так, между отрочеств:Между равенств,В свежих широтахЗорь, в загараньях
Игр — на сухом ветруЗдравствуй, бесстрастье душ!В небе тарпейских круч,В небе спартанских дружб!
20 июня 1922
«Когда же, Господин…»
Когда же, Господин,На жизнь мою сойдетСпокойствие седин,Спокойствие высот.
Когда ж в пратишинуТех первоголубизнВысокое плечо,Всю вынесшее жизнь.
Ты, Господи, один,Один, никто из вас,Как с пуховых горбинВ синь горнюю рвалась.
Как под упорством устСон — слушала — траву…(Здесь, на земле искусств,Словесницей слыву!)
И как меня томилЛжи — ломовой оброк,Как из последних жилВ дерева первый вздрог…
* * *
Дерева — первый — вздрог,Голубя — первый — ворк.(Это не твой ли вздрог,Гордость, не твой ли ворк,Верность?)
— Остановись,Светопись зорких стрел!В тайнописи любвиНебо — какой пробел!
Если бы — не — рассвет:Дребезг, и свист, и лист,Если бы не суетСих суета — сбылись
Жизни б…Не луч, а бич —В жимолость нежных тел.В опромети добычНебо — какой предел!
День. Ломовых дрогКов. — Началась. — Пошла.Дикий и тихий вздрогВспомнившего плеча.
Прячет…Как из ведра —Утро. Малярный мел.В летописи ребраНебо — какой пробел!
22-23 июня 1922
«По загарам — топор и плуг…»
По загарам — топор и плуг.Хватит — смуглому праху дань!Для ремесленнических рукДорога трудовая рань.
Здравствуй — в ветхозаветных тьмах —Вечной мужественности взмах!
Мхом и медом дымящий плод —Прочь, последнего часа тварь!В меховых ворохах дремотСарру-заповедь и Агарь —
Сердце — бросив…— ликуй в утрах,Вечной мужественности взмах!
24 июня 1922
«Здравствуй! Не стрела, не камень…»
Здравствуй! Не стрела, не камень:Я! — Живейшая из жен:Жизнь. Обеими рукамиВ твой невыспавшийся сон.
Дай! (На языке двуостром:Нá! — Двуострота змеи!)Всю меня в простоволосойРадости моей прими!
Льни! — Сегодня день на шхуне,— Льни! — на лыжах! — Льни! — льняной!Я сегодня в новой шкуре:Вызолоченной, седьмой!
— Мой! — и о каких наградахРай — когда в руках, у рта:Жизнь: распахнутая радостьПоздороваться с утра!
25 июня 1922
«Некоторым — не закон…»
Некоторым — не закон.В час, когда условный сонПраведен, почти что свят,Некоторые не спят:
Всматриваются — и в скры —тнейшем лепестке: не ты!
Некоторым — не устав:В час, когда на всех устахЗасуха последних смут —Некоторые не пьют:
Впытываются — и сти —снутым кулаком — в пески!
Некоторым, без кривизн —Дорого дается жизнь.
25 июня 1922
«В пустынной храмине…»
В пустынной хрáминеТроилась — ладаном.Зерном и пламенемНа темя падала…
В ночные клёкотыВступала — ровнею.— Я буду крохотнойТвоей жаровнею:
Домашней утварью:Тоску раскуривать,Ночную скуку гнать,Земные руки греть!
С груди безжалостнойБогов — пусть сброшена!Любовь досталась мнеЛюбáя: бóльшая!
С такими путами!С такими льготами!Пол-жизни? — Всю тебе!По-локоть? — Вóт она!
За то, что требуешь,За то, что мучаешь,За то, что бедныеЗемные руки есть…
Тщета! — Не выверишьПо амфибрахиям!В груди пошире лишьГлаза распахивай,
Гляди: не ЛогосомПришла, не Вечностью:ПустоголовостьюТвоей щебечущей
К груди…— Не властвовать!Без слов и нá слово —Любить… РаспластаннейшейВ мире — ласточкой!
Берлин, 26 июня 1922
«Ночного гостя не застанешь…»
Ночного гостя не застанешь…Спи и проспи навекВ испытаннейшем из пристанищСей невозможный свет.
Но если — не сочти, что дразнитСлух! — любящая — чутьОтклонится, но если нáвзрыдНочь и кифарой — грудь…
То мой любовник лавролобыйПоворотил конейС ристалища. То ревность БогаК любимице своей.
2 июля 1922
«И скажешь ты…»
И скажешь ты:Не та ль,Не ты,Что сквозь персты:Листы, цветы —
В пески…Из устныхВер — индус,Что нашу грусть —В листы,И груз — в цветыВсего за только всхрустРукиВ руке:Игру.Индус, а может ЗлатоустВер — без навек,И без корнейВерб,И навек — без дней…
(БеднейТебя!)И вотОб ней,Об ней одной.
3 июля 1922
«Неподражаемо лжет жизнь…»
Неподражаемо лжет жизнь:Сверх ожидания, сверх лжи…Но по дрожанию всех жилМожешь узнать: жизнь!
Словно во ржи лежишь: звон, синь…(Что ж, что во лжи лежишь!) — жар, вал…Бормот — сквозь жимолость — ста жил…Радуйся же! — Звал!
И не кори меня, друг, стольЗаворожимы у нас, тел,Души — что вот уже: лбом в сон.Ибо — зачем пел?
В белую книгу твоих тишизн,В дикую глину твоих «да» —Тихо склоняю облом лба:Ибо ладонь — жизнь.
8 июля 1922
«Думалось: будут легки…»
Думалось: будут легкиДни — и бестрепетна смежностьРук. — Взмахом руки,Друг, остановимте нежность.
Не — поздно еще![2]В рас — светные щели(Не поздно!) — ещеНам птицы не пели.
Будь на — стороже!Последняя ставка!Нет, поздно ужеДруг, если до завтра!
Земля да легка!Друг, в самую сердь!Не в наши летаОткладывать смерть!
Мертвые — хоть — спят!Только моим сна нет —Снам! Взмахом лопатДруг — остановимте память!
9 июля 1922
«Листья ли с древа рушатся…»
Листья ли с древа рушатся,Розовые да чайные?Нет, с покоренной русостиРизы ее, шелкá ее…
Ветви ли в воду клонятся,К водорослям да к ржавчинам?Нет, — без души, без помыслаРуки ее упавшие.
Смолы ли в траву пролиты, —В те ли во ланы кукушечьи?Нет, — по щекам на коврикиСлезы ее, — ведь скушно же!
Барин, не тем ты занятый,А поглядел бы зарево!То в проваленной памяти —Зори ее: глаза его!
<1922>
