8 сентября 1922
«Купальщицами, в легкий круг…»
Купальщицами, в легкий кругСбитыми, стаейНимф-охранительниц — и вдруг,Гривы взметая
В закинутости лбов и рук,— Свиток развитый! —В пляске кончающейся вдругВзмахом защиты —
Длинную руку на бедро…Вытянув выю…Березовое серебро,Ручьи живые!
9 сентября 1922
«Други! Братственный сонм…»
Други! Братственный сонм!Вы, чьим взмахом сметенСлед обиды земной.Лес! — Элизиум мой!
В громком таборе дружбСобутыльница душКончу, трезвость избрав,День — в тишайшем из братств.
Ах, с топочущих стогнВ легкий жертвенный огньРощ! В великий покойМхов! В струение хвой…
Древа вещая весть!Лес, вещающий: ЕстьЗдесь, над сбродом кривизн —Совершенная жизнь:
Где ни рабств, ни уродств,Там, где всё во весь рост,Там, где правда видней:По ту сторону дней…
17 сентября 1922
«Беглецы? — Вестовые…»
Беглецы? — Вестовые?Отзовись, коль живые!Чернецы верховые,В чащах Бога узрев?
Сколько мчащих сандалий!Сколько пышущих зданий!Сколько гончих и ланей —В убеганье дерев!
Лес! Ты нынче — наездник!То, что люди болезньюНазывают: последнейСудорогою древес —
Это — в платье просторномОтрок, нектаром вскормлен.Это — сразу и с корнемВвысь сорвавшийся лес!
Нет, иное: не хлопья —В сухолистом потопе!Вижу: опрометь копий,Слышу: рокот кровей!
И в разверстой хламидеПролетая — кто видел?! —То Саул за Давидом:Смуглой смертью своей!
3 октября 1922
«Не краской, не кистью…»
Не краской, не кистью!Свет — царство его, ибо сед.Ложь — красные листья:Здесь свет, попирающий цвет.
Цвет, попранный светом.Свет — цвету пятою на грудь.Не в этом, не в этомли: тайна, и сила и суть
Осеннего леса?Над тихою заводью днейКак будто завесаРванулась — и грозно за ней…
Как будто бы сынаПровидишь сквозь ризу разлук —Слова: ПалестинаВстают, и Элизиум вдруг…
Струенье… Сквоженье…Сквозь трепетов мелкую вязь —Свет, смерти блаженнееИ — обрывается связь.
* * *
Осенняя седость.Ты, Гётевский апофеоз!Здесь многое спелось,А больше еще — расплелось.
Так светят седины:Так древние главы семьи —Последнего сына,Последнейшего из семи —
В последние двери —Простертым свечением рук…(Я краске не верю!Здесь пурпур — последний из слуг!)
…Уже и не светом:Каким-то свеченьем светясь…Не в этом, не в этомли — и обрывается связь.
* * *
Так светят пустыни.И — больше сказав, чем могла:Пески Палестины,Элизиума купола…
8 — 9 октября 1922
«Та, что без видения спала…»
Та, что без видéния спала —Вздрогнула и встала.В строгой постепенности псалма,Зрительною скáлой —
Сонмы просыпающихся тел:Руки! — Руки! — Руки!Словно воинство под градом стрел,Спелое для муки.
Свитки рассыпающихся в прахРиз, сквозных как сети.Руки, прикрывающие пах,(Девственниц!) — и плети
Старческих, не знающих стыда…Отроческих — птицы!Конницею на трубу суда!Стан по поясницу
Выпростав из гробовых пелен —Взлет седобородый:Есмь! — Переселенье! — Легион!Целые народы
Выходцев! — На милость и на гнев!Види! — Буди! — Вспомни!…Несколько взбегающих деревВечером, на всхолмье.
12 октября 1922
«Кто-то едет — к смертной победе…»
Кто-то едет — к смертной победеУ деревьев — жесты трагедий.Иудеи — жертвенный танец!У деревьев — трепеты таинств.
Это — заговор против века:Веса, счета, времени, дроби.Се — разодранная завеса:У деревьев — жесты надгробий…
Кто-то едет. Небо — как въезд.У деревьев — жесты торжеств.
7 мая 1923
«Каким наитием…»
Каким наитием,Какими истинами,О чем шумите вы,Разливы лиственные?
Какой неистовойСивиллы таинствами —О чем шумите вы,О чем беспамятствуете?
Что в вашем веяньи?Но знаю — лечитеОбиду Времени —Прохладой Вечности.
Но юным гениемВосстав — порочитеЛожь лицезренияПерстом заочности.
Чтоб вновь, как некогда,Земля — казалась нам.Чтобы под векамиСвершались замыслы.
Чтобы монетамиЧудес — не чваниться!Чтобы под векамиСвершались таинства!
И прочь от прочности!И прочь от срочности!В поток! — В пророчестваРечами косвенными…
Листва ли — листьями?Сивилла ль — выстонала?…Лавины лиственные,Руины лиственные…
9 мая 1923[4]
«Золото моих волос…»
Золото моих волосТихо переходит в седость.— Не жалейте! Всё сбылось,Всё в груди слилось и спелось.
Спелось — как вся даль слиласьВ стонущей трубе окрайны.Господи! Душа сбылась:Умысел твой самый тайный.
* * *
Несгорающую сольДум моих — ужели пепелФениксов отдам за смольВременных великолепий?
Да и ты посеребрел,Спутник мой! К громам и дымам,К молодым сединам дел —Дум моих причти седины.
Горделивый златоцвет,Роскошью своей не чванствуй:Молодым сединам бедЛавр пристал — и дуб гражданский.
Между 17 и 23 сентября 1922
Заводские
«Стоят в чернорабочей хмури…»
Стоят в чернорабочей хмуриЗакопченные корпуса.Над копотью взметают кудриРастроганные небеса.
В надышанную сирость чайнойКартуз засаленный бредет.Последняя труба окрайныО праведности вопиет.
Труба! Труба! Лбов искаженныхПоследнее: еще мы тут!Какая нá-смерть осужденностьВ той жалобе последних труб!
Как в вашу бархатную сытостьВгрызается их жалкий вой!Какая зáживо-зарытостьИ выведенность на убой!
А Бог? — По самый лоб закурен,Не вступится! Напрасно ждем!Над койками больниц и тюремОн гвоздиками пригвожден.
Истерзанность! Живое мясо!И было так и будет — доСкончания.— Всем песням насыпь,И всех отчаяний гнездо:
Завод! Завод! Ибо зоветсяЗаводом этот черный взлет.К отчаянью трубы заводскойПрислушайтесь — ибо зовет
Завод. И никакой посредникУж не послужит вам тогда,Когда над городом последнимВзревет последняя труба.
23 сентября 1922
«Книгу вечности на людских устах…»
Книгу вечности на людских устахНе вотще листав —У последней, последней из всех застав,Где начало трав
И начало правды… На камень сев,Птичьим стаям вслед…Ту последнюю — дальнюю — дальше всехДальних — дольше всех…
Далечайшую…Говорит: приду!И еще: в гробу!Труднодышащую — наших дел судьюИ рабу — трубу.
Что над городом утвержденных зверствПрокаженных детств,В дымном олове — как позорный шестПоднята, как перст.
Голос шахт и подвалов,— Лбов на чахлом стебле! —Голос сирых и малых,Злых — и правых во зле:
Всех прокопченных, коихЧерт за корку купил!Голос стоек и коек,Рычагов и стропил.
Кому — нету отбросов!Сам — последний ошмёт!Голос всех безголосыхПод бичом твоим, — Тот!
Погребов твоих щебет,Где растут без луча.Кому нету отребьев:Сам — с чужого плеча!
Шевельнуться не смеет.Родился — и лежи!Голос маленьких швеекВ проливные дожди.
Черных прачешен кашель,Вшивой ревности зуд.Крик, что кровью окрашен:Там, где любят и бьют…
Голос, бьющийся в прахеЛбом — о кротость Твою,(Гордецов без рубахиГолос — свой узнаю!)
Еженощная одаКрасоте твоей, твердь!Всех — кто с черного ходаВ жизнь, и шепотом в смерть.
У последней, последней из всех застав,Там, где каждый прав —Ибо все бесправны — на камень встав,В плеске первых трав…
И навстречу, с безвестнойБашни — в каторжный вой:Голос правды небеснойПротив правды земной.
26 сентября 1922
