Дверь за Лией закрылась с громким хлопком, а я в поисках хоть какой-то поддержки оперлась руками о край стола, на котором всё ещё лежал клинок моей дочери. И тут же почувствовала острую боль в запястье. Лезвие Асхета выглядывало из ножен буквально на пару сантиметров, но я ухитрилась глубоко и болезненно им обрезаться даже в таком положении. От оружия разносилось тихое шипение, демонстрируя мне то, насколько хранитель был разозлен моим поведением. Может быть, Лия была права. Вечность служить своей госпоже и её крови – это и правда честь для него. Я не могла этого слышать, но чувствовала, что он думает именно так. Сейчас я обидела его госпожу, и клинок недвусмысленно намекал мне на то, что в следующий раз порезанным запястьем дело не ограничится.
Как только все сборы были завершены, Лия деловито выстроила нас в кольцо и, обнажив клинок, проговорила:
– Харат шартафт, Асхет! Ниэтель!
Если Вам не доводилось пропускать себя через центрифугу, или на худой конец попадать под пресс весом в пару тон, то вы вряд ли сможете понять, что испытывает человек, когда его насильно затаскивают в пространственно-временной портал. Воздух из лёгких пропадает почти моментально, а все внутренности завязываются в узел настолько плотный, что, кажется, ещё немного – и ты просто взорвёшься. Я сотни раз проходила порталы рука об руку с Проводником. Но тогда это были живые люди, и я шла с ними по своей воле. А то, что вытворял Асхет… Это было чем-то совершенно омерзительным! В самом крайнем значении слова «омерзение»! И длились эти непередаваемые ощущения так долго, что я успела трижды проклясть и своё драгоценное бессмертие, и всю прожитую вечность.
– С возвращением, – проговорила Ниэтель, пока я, согнувшись пополам в центре её кабинета, была сосредоточена на том, чтобы не оставить на дорогущем ковре всё содержимое своего желудка. – Рада видеть вас, друзья мои. А теперь, прошу, подите вон. Все, кроме Савы и Её Высочества.
До чего же вредная, мерзкая и противная всё-таки старушенция!
– А можно мне тоже пойти вон? – обречённо пролепетала я, наощупь находя ближайшее кресло. – Честное слово, мне ну очень хочется пойти куда-нибудь… подальше.
– Сидеть! – рявкнула Нити. – И слушать!
Амелия невозмутимо протанцевала через всю комнату и устроилась на краешке необъятного письменного стола. И либо мои глаза меня обманывают, либо до Ниэтель этот стол принадлежал возлюбленной Наполеона Бонапарта.
– Что Вы хотели нам сказать, мадемуазель Футо?
Лия без зазрения совести подхватила стоявший рядом с ней фужер вина и опустошила его одним махом.
– Милое дитя, – обречённо вздохнула моя наставница, – скажите, в Вашей семье хамство и неумение вести себя в обществе передаётся по наследству?
Принцесса подняла на Ниэтель удивлённый взгляд и, листая в руках её ежедневник, уточнила:
– Я Вас чем-то оскорбила?
– Ваше Высочество, после всех стараний Вашей матушки оскорбить меня не так-то просто. Но я не ожидала столь фривольного поведения от человека, воспитанного при королевском дворе.
– Ооо… Прошу меня простить, Ваша Светлость. – Лия стянула куртку и одним слитным движением опустилась на ковёр. С явным удовольствием вытянула ноги и размяла плечи. После чего попросту уселась по-турецки и спокойно посмотрела на Ниэтель, словно так и надо. Глядя на свою дочь сейчас я никак не могла решить – то ли начинать за неё краснеть, то ли от души посмеяться.
Нити махнула рукой куда-то в сторону и, досадливо сощурившись, произнесла несколько слов на языке, которого даже я не знала! А я, к слову сказать, способна была распознать несколько сотен различных наречий и свободно говорить как минимум на сорока из них! Впрочем, долго удивляться этому мне возможности не представилось – пришлось удивляться кое-чему иному. После слов Ниэтель воздух в комнате сгустился и из него буквально на глазах соткались несколько фигур, отдалённо напоминавших человеческие. Нет, не фигуры, скорее плотные коконы тумана – источающие холод и молчаливые. Но я удивилась даже не этому. Все они материализовались на ковре рядом с Лией, сидящие на коленях и образующие круг. А в центре этого круга мерцало какое-то неясное марево, и я чувствовала нутром, что в нём присутствует кто-то живой. Более того – кто-то мне знакомый.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Теперь Вы довольны, Ваше Высочество? – уточнила Ниэтель, тщательно скрывая досаду. Как видно, Лия помешала какому-то хитрому плану нашей дражайшей старой интриганки.
– Более чем, – Амелия склонилась над маревом низко-низко, и, ехидно улыбаясь, проворковала: – Привет. Подслушиваешь?…
Голову готова дать на отсечение – марево после слов Лии чертыхнулось. Затем раздался тихий хлопок, и всё исчезло – и туман, и фигуры, и ощущение холода на коже.
– Это… – я с трудом сглотнула и потрясла головой, собираясь с мыслями. – Нити, это что за чертовщина такая была вообще?!
Старший наставник агентуры Оффтайма, руководитель с практически безупречной репутацией и по совместительству женщина с просто невероятным чувством собственного достоинства грязно выругалась. Правда очень тихо, почти себе под нос.
– Это муари, мама. Одна из самых примитивных демонических форм, – с готовностью пояснила Лия, легко поднявшись на ноги. – Разум этих существ настолько плохо развит, что их даже сложно назвать отдельной разумной расой. В Цитадели их слегка… модернизировали, так скажем, и сумели использовать в качестве переносного хранилища информации. Этакое облако данных, которое привязывают к конкретному владельцу. Плюс ко всему муари обладают просто сверхспособностью к маскировке – засечь их крайне сложно. Тихонько посади личную группу муари на самых секретных переговорах и с вероятностью в девяносто девять процентов никто и ухом не поведёт! Идеальное орудие шпионажа, знаешь ли. А ещё неплохое средство связи при наличии нужных навыков… Не так ли, Ольга Сергеевна?
С лица Ниэтель в мгновение ока схлынули все краски, и мне стало понятно, что Лия обратилась именно к ней. Ольга Сергеевна?… Выходит, так её зовут? Но откуда Амелии это знать?…
– Вы забываетесь, юная леди, – с неожиданной страстью, достойной лучшего применения, ответила Ниэтель. – Не Вам судить меня и мои методы.
– О, нет, что Вы! – дочь замахала руками, изображая искреннее желание убедить собеседника в кристальной чистоте своих помыслов. – Я сужу вовсе не Вас! Я возмущена лишь поведением того мерзавца, что подослал сюда своих нюхачей!
Ниэтель открыла было рот, но, наткнувшись на насмехающийся взгляд зелёных глаз с отчётливыми лиловыми переливами, сочла за благо промолчать.
– Вот и правильно, – удовлетворенно кивнула принцесса. – Я прекрасно знаю, что они не Ваши, можете не пытаться доказать мне обратное. Более того… Я точно знаю кому они принадлежат.
– Ваши навыки достойны восхищения, Ваше Высочество, – с неохотой признала Ниэтель и, глядя на мою дочь очень странным, почти материнским взглядом, добавила – Вы очень выросли.
– Просто мы слишком давно не виделись, моя дорогая, – в голосе Лии отчётливо прослеживалась обида, и это заставило меня сделать неутешительные выводы о том, что этих двоих связывает нечто мне неизвестное. – Заглядывали бы домой почаще, и моё взросление не прошло бы для Вас незаметно.
Ниэтель склонила голову набок, и голубизна её глаз покрылась тонкой корочкой льда.
– Савелия… Твоя дочь уже знает, что вам нужно делать дальше.
– Ооо! – Я почти подпрыгнула на кресле, изобразив крайнюю степень удивления. – Вы всё ещё помните, что я здесь?! Ну надо же!
– Она права, мама, – Лия, как ни в чём не бывало, накинула на плечи жакет и направилась к выходу, задержавшись на пороге в ожидании меня, очевидно. – План я уже перехватила. Нужно выдвигаться.
– Амелия, – Нити даже не повернула головы в нашу сторону, но во всём её виде, в том как неестественно ровно она держала спину, в том, как напряжены были её плечи чувствовалась какая-то внутренняя борьба. – Если увидишь Джафара, передай ему… Скажи, что я прошу у него прощения.
