силы были слишком неравны. Грифонские негодяи захватили, разграбили и
сожгли замок, не пощадив никого, кто был внутри. Эвелина — единственная,
кому чудом удалось выжить…
— Это печально, — вновь перебил Рануар. — То есть, разумеется, не
то, что она выжила, а то, что погибли остальные. Но такова война. Я сам
потерял двух кузенов. Так что вы хотите?
Несмотря на его сухой тон, я почувствовал надежду: граф, похоже, не
подвергал сомнению личность Эвелины. Впрочем, это пока. Но, может, как
раз сейчас, когда его мысли заняты походом, он просто подмахнет нужную
грамоту, не задумываясь об изложенных Штурцем соображениях?
— Поскольку имение баронессы полностью разорено, и она осталась без
средств… — начал я и опять был перебит:
— Сожалею, но, если вы приехали просить денег, вы проделали путь
напрасно. Война требует слишком больших расходов, чтобы я мог позволить
себе благотворительность. И вообще, хозяйственными делами ведает мой
мажордом.
— Но позвольте! Ваше сиятельство! Простите, если мои слова
покажутся вам дерзкими, — торопливо оговорился я, ненавидя себя за это
расшаркивание, — но разве долг сеньора не обязывает вас позаботиться о
дочери ваших верных…
— Разумеется, — Рануар положительно не был настроен дослушивать
фразы до конца. — Обратитесь к моему секретарю, — короткий жест в
сторону плюгавого, — он напишет письмо для матери настоятельницы, а я
подпишу.
— Что?! — Эвьет даже не пыталась изображать почтительность. — Вы
хотите упечь меня в монастырь?!
— Это будет наилучшим вариантом для вас, дитя мое, — отрезал граф,
едва взглянув в сторону Эвелины. — Впрочем, окончательное решение о
постриге вы, конечно, примете не раньше совершеннолетия. Дотоле же
сестры обеспечат вам кров и достойное воспитание.
Нет, только не Эвелина! Может быть, ее покойной сестре с ее
вздорными мечтаниями о кавалерах монастырская строгость и не повредила
бы, но Эвьет?! Умную, смелую, сильную, свободную Эвьет, презирающую
религиозные бредни, упрятать до самого совершеннолетия в эту унылую
тюрьму, отдать во власть постных догматичек, превыше всего ставящих
слепую веру и смирение?!
— Я приехала сюда не за этим, — с достоинством возразила баронесса,
вновь взяв себя в руки. — У меня есть предложение, важное для исхода
всей кампании. Но мы должны обсудить его без посторонних.
Граф вновь посмотрел на меня:
— О чем это она?
— Вы же слышали, — невесело усмехнулся я, — она хочет обсудить это
с вами без свидетелей.
— Но чья это идея? Ваша?
— Нет, — честно ответил я. — Ее.
— А, ну ясно, — резюмировал Рануар, не глядя на Эвелину. — Увы, у
меня нет времени выслушивать детские фантазии, — и он вновь зашагал к
своему шатру. Оруженосец поспешил за ним, но секретарь задержался,
обернувшись в нашу сторону:
— Так вам нужно письмо в монастырь?
— Нет! — хором сказали мы, но в следующий миг у меня возникло
сомнение, нельзя ли использовать подобное письмо не по прямому
назначению, а как документ, удостоверяющий личность Эвелины. Хотя, в
случае судебного разбирательства едва ли… Но, не успел я додумать эту
мысль, как граф вновь остановился и обернулся.
— Так, говорите, женщины тоже с оружием в руках отстаивали замок и
дело Льва? Хороший образ. Клод!
— Да, милорд! — поспешно откликнулся секретарь.
— Запиши это и напомни мне вставить в речь перед войском.
— Слушаюсь, милорд!
Граф широким шагом пересек оставшиеся до шатра ярды и скрылся под
парчовым пологом. Секретарь семенил следом, уже, вероятно, не помня о
нашем существовании.
Я не знал, радоваться ли мне. С одной стороны, вышло так, как я
надеялся с самого начала — граф не принял идею Эвелины всерьез, более
того, отказался даже ее выслушать. С другой — будущее, да и настоящее
лишившейся всего имущества баронессы оставалось под большим вопросом. И
главное — хоть Эвьет и безропотно позволила увести себя от шатра, но я
догадывался, что она отнюдь не намерена мириться с поражением и
отказываться от своих планов.
В лагере нам ночевать было негде, да и ни к чему, так что мы сперва
вывели коня туда, где паслись другие лошади (часовые нам не
препятствовали), а оттуда уже, отойдя подальше, ускакали прочь.
Караульная служба у Рануара оказалась все же не на высоте — пожалуй,
шпион или конокрад мог бы покинуть лагерь с той же легкостью.
Землю уже захлестнула ночная тьма, почти не нарушаемая светом
уползающего за холмы месяца. Ехать искать пресловутый трактир или даже
возвращаться в "подозрительную" деревню, где нам о нем сказали, было уже
поздно. Ничего не оставалось, кроме как заночевать в траве — к счастью,
я уже чувствовал себя вполне здоровым. Костер развести было не из чего -
разве что надергать сухой травы, но она сгорела бы слишком быстро — да
и, в общем-то, незачем, так что мы сразу улеглись на уложенной поперек
волчьей шкуре под звездами, как делали уже не раз.
— Я этого так не оставлю! — дала, наконец, волю чувствам Эвелина. -
Даже не стал слушать! "В монастырь!" Сам пусть идет в монастырь! С
такими полководческими талантами ему там самое место! Ему в руки идет
победа, а он…
— У тебя появился безупречный план ликвидации Карла? — постарался
охладить ее пыл насчет победы я.
— Пока нет. Но я лишний раз убедилась, что это возможно. Обрати
внимание, как легко я могла бы только что убить Рануара, если бы такова
была моя цель. Несмотря на принимаемые им меры по охране. Если бы мое
желание побеседовать с ним наедине было лишь предлогом…
— Но он не захотел с тобой беседовать.
— Потому что ты сказал, что это моя, а не твоя идея!
— Разве это не правда?
— Правда, конечно. Я тебя не упрекаю. Но если бы ты мне подыграл, и
он поверил бы в важность и секретность сведений, которые ему хотят
сообщить…
— Эвьет, я не поеду с тобой к Лангедаргу.
— Я знаю! Дольф, ты можешь дослушать и не перебивать?! Допустим, у
меня был бы союзник, выглядящий достаточно взросло и солидно, чтобы
убедить некоторых недоверчивых, что я действительно знаю важную тайну.
Командующий, возможно, заподозрил бы неладное, захоти этот взрослый
говорить с ним без свидетелей сам — но испугаться побеседовать с
девочкой не пришло бы ему в голову. А если бы и пришло, он бы сам
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});