Вольева закудахтала. Похоже, ее забавляло собственное остроумие.
— Разогнала по всей округе. Одним выстрелом убила двух зайцев. Для Клавейна они вне зоны досягаемости. Я разбросала их… по всей системе… установила автономный режим и позволила вести огонь по Подавляющим. Как там мои прелестные крошки, Хоури? Видела, какой этой ночью был фейерверк?
— Фейерверк продолжается, Илиа. Но, черт подери, я так и не поняла, кто побеждает.
— Говоришь, продолжается?.. Это уже здорово, правда?
Казалось, она ничего не сделала, но над койкой возникла полупрозрачная сфера, наподобие облачка, в которое помещают реплики персонажей в комиксах.
Клавейн не солгал: после столкновения с лучом Вольева ослепла. Но теперь у нее на носу красовались маленькие серые очки, связанные с имплантатами, которые робот вживил ей в мозг. В некотором смысле ее зрение даже улучшилось. Теперь Илиа могла видеть в любом частотном диапазоне, причем не только электромагнитное излучение — например, считывать поля, генерируемые машинами, с большей ясностью, чем до сих пор. Правда, это не меняло отношения Вольевой к чужеродным предметам, которые наводнили ее организм. Подобное всегда вызывало у нее протест, и теперь только угроза смерти заставила Триумвира пойти на такой шаг.
Проектируемая сфера была скорее совместной галлюцинацией, чем обычной голограммой.
Ее покрывала сетка зеленых линий планетарной системы координат, расширяясь в районе экватора и стягиваясь к полюсам. Эклиптика системы — молочно-белый диск, усыпанный символами с аннотациями — рассекал сферу пополам. В центре диска горел оранжевый глаз Дельты Павлина. Киноварно-красное пятно указывало на остатки Руха, а более яркий алый вырост в форме рога — на чудовищное орудие Подавляющих, которое теперь вращалось вместе со звездой. Саму звезду окружала сетка лиловых линий, и точка на его поверхности, точно на одной оси с орудием, показывала, что погружение внутрь звезды достигло глубины одной восьмой ее диаметра. Четверть пути к термоядерной сердцевине была пройдена. Неистовые фиолетово-белые кольца раскаленной материи расходились в стороны от центра погружения, словно застывшие волны озера, но эти островки нового синтеза были жалкими искорками по сравнению с силовой установкой самого ядра. Однако, сколь бы волнующими не выглядели эти трансформации, основное внимание привлекала не звезда. Хоури насчитала двадцать черных треугольников примерно в том же квадрате эклиптики, где находилось орудие Подавляющих. Это были орудия из Тайника.
— Вот вам состояние игры, — сказала Вольева. — Так выглядит сражение в реальном времени. Не ревнуешь меня к моим игрушкам, Клавейн?
— Ты понятия не имеешь, насколько ценны эти орудия, — проговорил робот.
— Неужели?
— От них зависит, жить человечеству или умереть. Всему человечеству, Илиа. Мы тоже знаем о Подавляющих, Илиа. И о том, на что эти твари способны. Мы получили послание из будущего: человеческая раса должна быть уничтожена, полностью стерта этими машинами. Мы назвали их Волками, но можно не сомневаться: у нас один враг. Поэтому ты не имеешь права попусту растрачивать их силу.
— Попусту? — в ее голосе звучала смертельная обида. — Это не называется «попусту». Это тактический ход: я задерживаю Подавляющих. Я хочу выиграть время, чтобы спасти Ресургем.
Голос «беты» стал настойчивым, словно зондировал сознание.
— Сколько орудий ты потеряла в этой кампании?
— Ни одного, точно.
Робот склонился над ней.
— Илиа… слушай меня внимательно. Сколько орудий ты потеряла?
— Что значит «потеряла»? Три орудия были неисправны. Слишком много для инженерии Конджойнеров, не находишь? Другие два рассчитаны на одноразовое использование. Я бы не говорила о «потерях», Клавейн.
— Хочешь сказать, Подавляющие не истребили ответным огнем ни одного орудия?
— Два слегка повреждены.
— Вернее, полностью уничтожены, так?
— Я еще не получила телеметрию с их «упряжи». Я вообще не могу оценить степень повреждений, пока не изучу картину сражения.
Хоури видела, как Клавейн выпрямился и сделал шаг назад. Он как будто потускнел, став еще больше похожим на призрак, закрыл глаза и начал беззвучно шептать что-то, подозрительно напоминающее молитву.
— Начнем с того, что орудий было сорок. Сейчас, по моим подсчетам, девять утрачено. Сколько еще, Илиа?
— Сколько понадобится.
— Ты не можешь спасти Ресургем. Ты имеешь дело с силой, которая выше твоего понимания. Все, что ты сейчас делаешь — это бесполезное расточительство. Отдай орудия — и мы используем их должным образом, так, что они обеспечат людям реальный перевес. Здесь только авангард Волков, но скоро их станет намного больше. Но если мы сможем изучить орудия, то, возможно, изготовим новые образцы. Десятки, сотни, может быть, даже тысячи.
Она снова улыбнулась; Хоури была уверена в этом.
— Так к чему был весь этот прекрасный треп, Клавейн? Говоришь, цель не оправдывает средства? Ты верил хоть одному своему слову?
— Я верю только в одно: ты расточительно используешь орудия. Население Ресургема все равно обречено. Все, что ты сможешь изменить — немного отсрочить их гибель. На несколько дней. А потом будут еще миллионы и миллионы погибших. Но если передашь нам орудия — сейчас, то мы еще успеем хоть что-то изменить.
— Значит, я должна допустить, чтобы двести тысяч человек погибли ради будущего спасения миллионов?
— Не миллионов, Илиа. Миллиардов.
— Знаешь, Клавейн… — она улыбнулась, словно последний раз в жизни. — Ты меня почти убедил — на одну минуту. Я почти поверила, что с тобой можно иметь дело. Я ошиблась, верно?
— Я не подонок, Илиа. Я просто точно знаю, что нужно делать.
— Как ты сказал, самый опасный противник…
— Пожалуйста, не надо так плохо обо мне думать. Я все равно заберу орудия.
— Твоему кораблю лететь сюда еще две недели. Когда вы доберетесь, я буду более чем готова к встрече.
Бета-копия ничего не ответила. Хоури понятия не имела, как расценивать это молчание, но оно ее сильно беспокоило.
Корабль возвышался над ней. Его сдерживали лишь оковы неубранных ремонтных лесов. Во внутренних помещениях «Штормовой Птицы» горели огни, и в одном из иллюминаторов верхней палубы Антуанетта видела силуэт Ксавьера — как всегда, погруженного в работу. В одной руке электронный блокнот, в зубах стилус… Запрокинув голову, Ксавьер поворачивал древние рычаги-переключатели и прилежно записывал показатели. Вечный счетовод, подумала Антуанетта.
Она отдала экзоскелету команду и встала. Время от времени Клавейн устраивал экипажу несколько часов передышки в условиях нормальной гравитации. Но к настоящему моменту это не относилось. Экзоскелет был на редкость неудобной конструкцией, а мягкие подушечки сенсоров постоянно натирали кожу. Антуанетта уже не могла дождаться, когда «Зодиакальный свет» доберется до Дельты Павлина. Вот тогда можно будет наконец-то избавиться от этих сооружений!
Она смотрела на «Штормовую Птицу» — долго и пристально.
Во время своего последнего визита Антуанетта так и не смогла заставить себя подняться на борт своего корабля. Ей вообще больше не хотелось на нем находиться. С тех пор прошло несколько месяцев, и гнев утих, хотя и не прошел полностью.
Теперь это, скорее, можно было назвать раздражением.
Несомненно, судно было готово к бою. На взгляд непосвященного, никаких радикальных изменений не произошло. К прежним «способам убеждения» добавилось еще несколько орудий, украсив корпус новыми выпуклостями и пиками. «Фабрика» тоннами выпускала орудия и боеприпасы, и позаимствовать немного для собственных нужд оказалось на удивление легко: Скорпио попросту закрыл на это глаза. А Ремонтуа лично помогал Ксавьеру интегрировать наиболее экзотические орудия в сеть управления «Штормовой Птицы».
Антуанетта и сама не понимала, почему в ней проснулось желание сражаться. Она никогда не замечала за собой склонности к жестокости или героизму. Скорее уж ко всяким бесполезным глупым выходкам — вроде похорон отца в атмосфере газового гиганта.
Она пробралась по кораблю наверх, на взлетно-посадочную палубу. Ксавьер продолжал работать, словно не заметив появления Антуанетты. Возможно, он действительно ее не заметил. К тому же, стало уже привычным, что Антуанетта обходит «Штормовую Птицу» стороной.
Усевшись в кресло, Антуанетта ждала, пока Ксавьер отвлечется. Наконец он обернулся, коротко кивнул и снова занялся своими переключателями. Это означало одно: он предоставляет ей пространство и время, чтобы действовать по своему усмотрению. Пожалуй, такой благородный жест стоило оценить.
— Тварь? — спокойно произнесла она.
Обычная пауза перед тем, как Лайл Меррик ответил. Такая же, как обычно, но сейчас она казалась вечностью.
