что он в этой жизни получил даром, приумножил и развил своим умом и силами — потомкам! В его жизни были глубокие знания и сильнейший интеллект, жизненная мудрость, сила духа, амбиции, богатство, а для кого?
Его управляющий всегда знал своего хозяина очень живым, энергичным и подтянутым, очень трудолюбивым и любознательным. Но и его в последние дни, все чаще стали заставать с нарушенным душевным равновесием. Он мог ходить подолгу задумчивым, не реагирующим на посторонние вопросы и происходящие события, несколько потерянным и печальным. Мог резко сорваться с работы, чего раньше никогда не случалось и никого не предупредив, уехать неведомо куда и не появляться целый день. В нем стал иссякать тот внутренний огонь, который в нем всегда горел и зажигал других. Один раз, управляющий, господин Истван, застал его в необычном состоянии. Он сидел на стуле перед окном и обхватив руками свою голову, поставив локти к себе на колени, согнувшись, о чем-то мучительно переживал. Это был первый и единственный раз, когда у своего хозяина он увидел упадническое настроение и открытость в проявлении своих переживаний. Ибо, Войцеховский был достаточно закрыт для всех! Но, обнаружив вошедшего в кабинет, он тут же выпрямился и принял свой прежний, спокойный и уверенный вид. Вот именно у всех и всегда создавалось мнение, что этот человек уверен в себе и во всем, что он делает.
Вскоре, графиня фон Гайзерштад, после двух недель заточения в своем особняке, неожиданно решила посетить свою подругу, супругу первого мэра города Будапешта, графиню Сюсикач, венгерку по национальности. Она нанесла ей визит. Дамы отправились в знаменитые Будапештские купальни, где и провели пол дня за приятным занятием и разговорами.
ГЛАВА 69
В Будапешт был приглашен популярный кутюрье Поль Пуарэ — ласковый тиран, как его прозвали в Париже. Его слава достигла Венгерское королевство и он уже заканчивал свой тур по Европе со своей коллекцией. Будапешт был последним городом в его путешествии. Женское общество оживилось. Билеты на вечер демонстрации коллекции раскупались молниеносно. Кутюрье арендовал на целый день здание Будапешского театра-оперы и с утра шли приготовления. Во главе этого мероприятия стояла жена мэра города графиня Сюсикач.
«Я объявил войну корсетам» — гордо заявлял Пуаре, и имел полное право считать себя королём моды. Он не воспринимал членение женской фигуры на две части: приподнимающуюся высоко грудь и сильно выступающие ягодицы. Под влиянием модерна и моды XVIII века, а также защитниц прав женщин, в 1905 году он создаёт простое узкое платье, юбка которого начинается под грудью и продолжается до пола. Такой фасон подчёркивал изгибы женского тела и приобрёл название «La Vague».
Новая мода позволила женщинам отказаться от ненавистных корсетов, что заставило выглядеть женщину скромно, невинно и подвижно. При виде дамы в таком платье, не оставалось сомнений в её прекрасной и естественной фигуре.
Женское общество Будапешта еще за неделю готовилось к приезду Пуарэ. Пересматривали свои наряды, ездили в гости друг к другу, мусолили все журналы тогдашних изданий и сочиняли о знаменитом кутюрье легенды, которые отчасти имели под собой основание, а отчасти были раздуты выдумками скучающих модниц. И для каждой из них, это не столько была искренняя любовь к моде, как еще один случай убежать от скучной, обыденной жизни, которую они проводили в своих семьях. Мало отцов семейства изъявили желание посетить показ, который как они и предполагали только вытрясет деньги из их кошельков, поэтому со своими супругами на показ планировали пойти только «подкаблучники». Которые решили, что им гораздо выгоднее обойдется уступить своей второй половине, чем ей перечить. А кто-то понимал, и принимал желание женщины, рука в руке выйти со своим супругом из привычной обстановки и вместе побывать на впечатляющем шоу, даже если тончайшие изменения и веяния моды совершенно не затрагивали струн его сердца.
Графиня фон Гайзерштад поехать на данное мероприятие своему супругу даже не предлагала, но с самого утра готовилась с особой тщательностью. Ей сделали массаж лица, облепиховую маску для волос и тела, она про инвентаризировала весь свой гардероб. Не простая это была задача. Для её одежды в доме было выделено целых две комнаты и носить туда-сюда её платья было утомительно для горничных. Они уже в душе взмолились, ну поскорее бы она определилась. То платье было устаревшим, то ей не подходил цвет, то декольте не слишком выгодно подчеркивало формы её плеч, то оно слишком закрыто, то чашечки лифа не правильной формы! Это стало изматывающим испытанием. И когда её автомобиль отъехал от крыльца особняка, все вздохнули с облегченьем. Анни же ничего о данном мероприятии не слышала. Хелен позвонила в самый последний момент и предложила посетить показ. Они отправились вместе к самому открытию и на первом этаже в фойе театра всех встречала графиня Сюсикач, со своим секретарем и близкими подругами её семьи. Анни узнала графиню фон Гайзерштад. Хелен протянула их пригласительные билеты, которые она приобрела для себя и Анни, и они уже хотели были пройти в зал показа, как произошло просто неслыханное. Графиня Сюсикач взяла пригласительные и мило улыбнулась. Но её улыбка предназначалась только Хелен. Она предложила ей пройти в зал, но Анни протянула её пригласительный назад и женщине даже показалось, что графиня Сюсикач сделала шаг в сторону, чтобы преградить ей дорогу. Анни подняла на неё свой удивленный взгляд, еще не вполне понимая, что все это значит. Но сердце почувствовало недоброе. Она, машинально, сделала шаг назад и твердо произнесла:
— Объяснитесь, мадам.
Хелен встревоженно ухватила свою подругу за локоть и также ничего не понимала.
Высокая прическа престарелой графини Сюсикач слегка качнулась и глаза бросили на женщин взгляд полный негодования и даже брезгливости. Публика, находящаяся поблизости, затихла и все устремили свои взгляды на вход в зал, где стояли эти женщины.
— Я объясню — нарочито громко произнесла супруга мэра столицы. — Вы забылись. Дорогая! Вам никто не объяснил …это мероприятие для женщин из высшего общества. Всегда изначально было так и я не понимаю, как вы решились сюда прийти!? Вы что-то попутали.
Хелен показалось, что она ослышалась. Развернувшись к Анни, она увидела, как у той задергались уголки губ и на глазах появились слезы. Краска ударила ей к лицу, и она стояла как омертвевшая, растерявшись и ужаснувшись от услышанного.
