бежала следом. Анни остановилась и стала осматриваться. Ей показалось, что что-то громко кричит рядом. И этот крик становился все отчетливее и сильнее и вот её рывком некая сила выдернула из сна и дикий, раздирающий вопль раздался из комнаты Кристиана. Там возникло шумное движение и громкий, задыхающийся плач покатился гулко в пространстве ночи. Она подскочила в испуге с постели, но дверь её комнаты распахнулась настежь и на пороге в сорочке и с босыми ногами, с ужасом в глазах и искривленными губами возникла нянечка Кристиана. У Анни оборвалось сердце и она потом уже ни в чем не отдавала себе отчета. Вбежав в комнату сына, в которой уже горел включенный свет, она увидела его неподвижно лежащее тело и рядом Дору. Бледную, как простынь, с тем же ужасом в глазах и закрывавшей себе руками рот, чтобы не кричать.
Коснувшись руки Кристиана, Анни обнаружила, что она совершенно ледяная. Она прикоснулась губами к его лбу и шальная молния ударила ей в спину, она оторопела, еще раз, не поверив своим ощущениям, прощупала его одну руку, другую, коснулась щеки. Глаза у ребенка спокойно смотрели на мать, но безжизненно. И в комнате раздался дикий, звериный, грудной вопль, от которого у всех мурашки пробежали по спине. И долго, протяжно, сходя с ума, Анни кричала изо всех сил в пустоту, словно её безудержное горе в зовущем крике могли бы услышать небеса и сжалиться над ней, вернув к жизни её сына! Рвала себе волосы, звала Господа, сорвала голос и уже хрипела …только затем безжизненно распласталась на ковре.
Когда в их дом, утром приехал совершенно придавленный случившимся доктор Цобик, и мрачный, бледный Игн, они обнаружили Анни лежащей на кровати вместе со своим малышом. Она ни на кого ни смотрела и была сама в том состоянии, что постоянно теряла сознание, приходила в себя, вдохнув поднесенные к носу капли нашатыря, смотрела на лежавший рядом трупик её мальчика и снова выпадала из реальности — лишившись сознания. Её рука держала ладошку Кристиана, и казалось, она вот-вот войдет как и он, в царство мертвых, откуда нет возврата. Доктор Цобик вынужден был попросить о вскрытии трупа мальчика, но не находил в себе ни сил, ни нужных слов, сказать об этом. А Игн наклонился над Анни и мрачно, но уверенно стал слушать её пульс на руке. Он мужчина, но все заметили — у него дрожали руки, он не мог справиться со своими эмоциями, хотя за пять лет практики встречался со смертью слишком часто для того, чтобы к этому не привыкнуть. Помощь врача в этом доме необходима была не только Анни. Управляющая домом, Дора, пыталась принимать входящих в дом людей и исполнять свои обязанности по дому, хотя бы только в отношении того, чтобы посетители разделись и прошли наверх, в комнату. Но у неё не было сил, она постоянно что-то роняла, все забывала, впадала в ступор и совершенно не могла вспомнить уже через секунду имя нового посетителя. На это никто не обращал внимание, и она просто, получалось, в безнадежности суетилась между людьми, растерянная и сгорбленная, напоминая собой «бабу-ежку».
Игн с доктором Цобиком насильно поили трех главных женщин в доме: хозяйку, управляющую и няньку мальчика, водой с добавлением морфия и Игн взял на себя обязанности распоряжаться похоронами. Ночь прошла в тягостной борьбе с последствиями случившейся трагедией. Анни так и не дала разрешения на вскрытие трупа ребенка, как её не упрашивал доктор Цобик и Игн, и рука мальчика все время покоилась в руке его матери. Безмолвная, без слез, словно одеревеневшая, смотря только на своего ребенка, она лежала рядом с ним на кровати.
На следующий день привезли гробик и мальчика нужно было приготовить к похоронам. Пришел священник, чтобы помолиться вместе с родителями за его душу. Но Анни ничего и никого не слышала. Приехавшая Хелен, с трудом сдерживавшая свою внутреннюю панику и страх, так как у неё тоже были малые детки, постаралась помочь Игн разжать её пальцы рук, чтобы она выпустила ладошку Кристиана. Когда это получилось, он взял её на руки и вынес из комнаты, чтобы её переодели для похорон. Анни не держалась, как это принято называть в данной ситуации. Ни крика, ни стенания, ни плача никто не слышал, но и не было никаких попыток сохранить самообладание, стойко и сдержанно принять случившееся. Она просто выпала из жизни — её не было, здесь с людьми, с трупиком мальчика осталась только её телесная оболочка. Даже когда горничные её переодевали во все черное, она как кукла механично повиновалась их движениям, глаза же смотрели в пустоту. На кладбище её под руки вели Игн и доктор Цобик. Хелен сама не чувствовала в себе должных сил следовать церемонии похорон, не говоря о том, что она найдет их для того, чтобы, кого-то поддерживать в этот момент. Анни и нянечку вынуждены были напоить морфием еще больше, потому что доктор Цобик видели, что они не справятся с собой в эти публичные минуты. Поэтому, они, даже не вспомнят ни потом, ни спустя какое-то время, как все проходило: как гробик закрывали и опускали в землю, как его закапывали. Анри Миррано, вынужден был увезти Хелен домой, потому что у неё начиналась истерика на глазах у всех. Черная, не проницаемая вуаль накрыла дом семьи Махель. И теперь из этой семьи, Анни осталась, совершенно одна.
ГЛАВА 70
В дом графа фон Махеля приходить можно было без доклада, ибо Анни не отзывалась ни для кого. Дора взяла на себя роль самой делать выбор посетителей. Второй день, после похорон, её хозяйка сидела в кресле в темной комнате, перед потухшим камином, не реагируя на вопросы слуг, на редких посетителей, на предложение отправиться хотя бы в постель. От неё никто не мог добиться ни слова. Сгорбленная как старушка, только бессильно опустив голову на боковой край высокой спинки кресла, она безотрывно смотрела в пустой камин. Лицо было бледным и безжизненным. Точеный носик заострился. И только воспаленные губы ярким алым пятном горели на нем. Пришла Хелен, пытаясь уговорить её прилечь, но получила категорический отказ, не словесный, только вопросительным взглядом с ноткой осуждения «Зачем ты меня беспокоишь?». Анни смотрела на дрова в камине, и лишь несколько раз подняла на неё пустой, безжизненный взгляд. Хелен,
