вцепилась в них, и рванув на себя, обхватила её за плечи. Они. Словно слившись воедино, громко, долго плакали.
Хелен и Анни не заметили, как давно в дом пришел Анри Миррано и поднявшись тихо по ступенькам, остановился в проеме распахнутой двери. Ему было так же больно и не приятно, и он хотел бы принять на себя хоть частицу этой женской боли, молча, его душа плакала вместе с ними.
Хелен только постоянно повторяла бессмысленные слова:
— Перестань, перестань, это все не так! Ты же врач. Ты уже знала, ты видела, как умирают люди, дети. В этом никто не виноват!
Анни плача, возражала.
— Нет, Хелен. В этом кто-то виноват! В этом всегда кто-то виноват! Так не бывает! И я полное ничтожество, я ничто, у меня не хватило знаний и у меня не хватило сил спасти собственного сына! Кто же я? Хелен, кто же я! — она отстранилась от подруги и Миррано смотрел молча, как она вытянула к той свои руки. — Вот. Вот — руки. Хелен, а зачем они? Для кого? Для чего?
Ее слова с обвинением летели не понятно в кого и кому предназначались. И Хелен, сама того не ожидая, и уже не желая всего этого, единственную цель, сегодня преследуемую, достигла. Только она отчетливо поняла. Анни вошла в то состояние, когда люди решаются на самоубийство. Анни горько, долго и сильно плакала, но в её словах было столько протеста, она еще не приняла свою потерю и не смирилась. Это опасный симптом и её нельзя оставлять одну. Хелен в последнее время часто задавала себе один и тот же вопрос — Отчего все так навалилось на Анни, это же немыслимо! Это не понятно! И это не объяснимо! Это страшно!
ГЛАВА 72
В это время, после разговора, который получился неожиданно короткий, князь Войцеховский устало опустился на стул возле стола. Как только он аккуратно завел разговор со своей супругой о разводе, она поспешила удалиться из комнаты. Он настойчиво последовал за ней, но она захлопнула дверь перед ним и заперлась на ключ. Это выглядело смешно и по-детски, но из-за двери он услышал её резкие слова:
— Никогда я не дам тебе развод и если ты продолжишь приставать ко мне с подобным разговором, я не выйду из этой комнаты никогда и умру здесь от голода! — а следом раздался раскатистый, протяжный плач. Плач отчаяния и безысходности. И каждая его тонкая вибрация в воздухе, вызывали только чувство жалости. И графиня вела себя не в своей манере. Что-то изменилось. Её поведение, действительно, напоминало поведение страдающего от родительского непонимания, ребенка. Войцеховский схватился за сердце. Резкие спазмы, причиняющие боль, заставили прислушаться к нему. Все давалось не просто так. Ему было тяжело выносить свою жалость к этой женщине. Казалось, было бы во сто крат лучше, если бы он её мог ненавидеть.
Он уехал к себе в охотничий домик. Собраться с мыслями, с силами и пройти все это до конца. Но на следующий день, его камердинер доложил. Графиня спешно уехала в Германию, к себе на родину и когда вернется — никто не знал. Князь отправил с посыльным записку к Анни фон Махель, сейчас уже испрашивая разрешения, приехать к ней. К его удивлению, ответом был отказ. Она, дрожащей рукой написала следующие строки — «Любимый мой, Артур. Если вы хоть немного уважаете меня, то не станете дразнить мое сердце и душу. Я в самый тяжелый период своей жизни, неимоверно желая видеть вас рядом, вынуждена твердо вам в этом отказать. Пусть все остается как есть. Я хочу разобраться в своей жизни сама, без постороннего сочувствия и помощи. Я, как никто другой, могу понять страдания вашей супруги, когда у неё кто-то хочет отнять то, чем она живет и с уверенностью говорю вам, что пусть страдания пока остаются в сердце только одной женщины, тогда как другая их может избежать. Простите меня. Будьте сильным во всем!».
И за все тридцать семь лет своей жизни, он первый раз за все годы четко почувствовал образовавшуюся вокруг него пустоту, растерянность и подавленность. Он всегда четко знал, что должен делать, как жить, к чему стремиться. Впервые все было не так. Мысли хаотично искали ответ. Он с удивлением так же, обнаружил, что не может из этих мыслей составить четкую картину происходящего, осознать, где стержень трудности и какие необходимо совершать действия, чтобы ситуация разрешилась. Как карточный домик разваливается, так и его попытки хоть что-то выстроить в целую, четкую систему для осмысления — не удавались. До отупения, было какое-то состояние — состояние невесомости. Он знал категорично и безоговорочно только одно — надо что-то делать! А что — не знал! Мысли бегали, бегали, раздраженно, беспорядочно, бестолково. Требовалось опустошить голову. Остановить хаос мыслей, увидеть себя внутри мирозданья, свое я и в тишине и безбрежности полного покоя чувств суметь услышать ответ. Он всегда его получал, когда успокаивал поток хаоса внутри себя.
Медитации его научили монахи в Турции, там же он овладел и искусством владения саблей, кнутом, верховой ездой, борьбы «матрак» и «Джирит». Но, даже монахи не приняли его в лучшие ученики, усматривая в нем ненасытную жажду удовлетворения своих амбиций, повышенного внимания к цели, а не к пути её осуществления. В итоге он всегда добивался того, что намечал, но вокруг образовывалась беспочвенная пустота, на которой ничего не росло. Он всегда торопился жить и достигать результатов, беря все в свои руки и планируя, не позволяя самому потоку вести его с той скоростью, в свое время и с теми людьми, чтобы в конечном итоге не заполнять свое пространство пустотой и одиночеством. Так закономерным результатом его стремлений к большим возможностям явилось появление в его жизненном пространстве графини фон Гайзерштад, увлечение наукой, приобретение производства. А в итоге пустота вокруг и не понимание смысла во всем этом, отсутствие ощущения полноты жизни и счастья.
Впрочем, мудрость все ровно приходит к зрелым духовно людям с годами, даже если её не смогли ему дать монахи. Смыслом всех его усилий в жизни стала для него близкая ему по духу женщина — Анни Милешевская. Когда у человека есть абсолютно все в жизни, что он только может пожелать, но не имеет
