на добавку. Губы Фейна дрогнули в теплой улыбке. Бормоча что-то неразборчивое, он погладил собаку по голове.
На свете сыскалось бы мало чего, во что верила Мер. Инстинкты, сила воды под землей, способность человека к жестокости – и то, что о людях можно судить по тому, как они относятся к беззащитным. Она повидала добрых с виду людей, пинавших попрошаек, и тех, что казались злыми, но делились с бедняками монетой и приветливым словом. В конце концов, маска хороша, когда тебе что-то надо от окружающих. Так зачем надевать личину при нищих?
Фейн обращался с собакой с неизменной нежностью, и это располагало лучше любых его слов.
– Доброй ночи, – пожелала Мер, заворачиваясь в плащ.
– Доброй ночи, – ответил Фейн и снова погладил Тревора. – Постараюсь держать его при себе. Не то попытается привалиться к тебе.
Тревор издал тихое «гав», похожее на увещевание. Мер пожала плечами:
– Лишь бы не храпел.
– Он-то нет, а вот я – запросто. – Фейн улыбнулся, и в уголках его глаз залегли морщинки.
– Встречался мне ночлег и похуже, – сказала Мер и закусила губу.
Фейну незачем было знать, что она проводила ночи на холодном полу подземелья, среди крыс, не дававших уснуть. И что ее почти все время лихорадило, а незажившее тавро на скуле пульсировало болью.
Ребенком Мер без удержу носилась по отцовским полям, босая взбиралась на деревья, не ведая боязни, но с тех пор, как подросла и увидела людскую жестокость, страх следовал за ней тенью. Вот почему Мер не оставалась на одном месте надолго. Поначалу казалось, что страх удастся обогнать, спрятаться, но теперь она знала: от него не избавиться, пока Гаранхир за ней охотится.
Мер ненавидела и презирала страх, угнездившийся в ней. Она сняла с пояса маленький нож и сжала в руке затертую рукоять.
Страх, конечно же, не убить.
Зато тем, кто его вызывает, кровь пустить можно.
О городе многое можно сказать судя по его рынкам, стокам и гильдии воров.
Мало какой город потягался бы с Кайр-Витно. Основание замка было вытесано прямо в скале. Крепость возвышалась над городом, словно памятник каменному зодчеству, простоявший тут почти три столетия. Ходили истории, будто бы Кайр-Витно возвел кудесник, которого обманом завлек к себе на службу князь. Правитель подбросил монетку: мол, если выпадет загаданное, то маг воздвигнет для него крепость, не имеющую равных. Не подозревал маг, что и сама монетка обман – ведь обе ее стороны были одинаковы, – но слово свое сдержал. Построил крепость из камня на утесе, но затем проклял князя: коли магия возвела замок, она же в один день его и обрушит.
Последний раз эту историю Мер слышала в десять лет, от прачек. Им нравилось брать девочку с собой, когда Ренфру было не до нее; женщины угощали Мер всякими лакомствами с кухни, а взамен просили разогреть без огня воду. Мер садилась около них, слушая сплетни и старинные сказания. Теперь она думала, что тот кудесник из легенды – заклинатель камня, которого силой принудили служить. Это больше походило на правду, чем фокус с монетой и проклятие.
Мер с Фейном добрались в Кайр-Витно к полудню. Дороги, ведущие в город и из него, бурлили: купцы везли товар на повозках, стражники заступали на пост и присматривались к прибывшим с привычной настороженностью, нищие тянули за подаянием грязные руки. Были тут и те, кто не мог позволить себе жить в городе. Под внешними стенами всегда стояли наспех возведенные хижины, небольшие поселки, возникшие из отчаяния и нужды. Сколько бы стража ни сносила их, они появлялись снова и снова.
– Приобними меня, – тихо сказала Мер, когда они вышли к предместью. Удивленный взор Фейна она скорее почувствовала, чем увидела.
– Быстрее. Если стража ищет меня, то станут высматривать одинокую женщину, а не молодую пару с собакой.
– А-а-а, – протянул Фейн и обнял Мер за талию.
Рука у него была крупная и удивительно теплая, это Мер ощутила даже сквозь слои одежды. Сразу захотелось высвободиться, но она терпеливо стиснула зубы.
Решение было верным – у самых городских ворот Мер поймала на себе взгляд стражника. Однако со стороны они казались обычной парой: одежда поношенная, хоть и не дешевая, по пятам семенит упитанный пес. Они не походили ни на бедняков, ни на опасных людей – то есть на тех, кого стража постарается не пустить. Как и следовало ожидать, солдат кивнул в знак приветствия и переключился на шедших за ними.
Уже в пределах города Фейн убрал руку, и Мер задышалось чуть легче. А в следующее мгновение суета Кайр-Витно подхватила их.
Мер ощущала себя призраком, вернувшимся в старый дом. За время, что ее не было, город не изменился. Улицы по-прежнему петляли и кружили; слышались голоса детей, зазывающих посетителей в лавки хозяев; шныряли в толпе юркими угрями карманники; пахло мокрым камнем, солью и потом; продавались свежие сердцевидки[6] и мидии. Каждую улочку в этом городе и каждый шажок по ней Мер помнила как рисунок вен у себя на запястье.
– Идем, – позвала она.
Накинув капюшон и опустив голову, Мер выглядела как обычная горожанка, что спасается от сырого морского воздуха. Когда какой-то воришка попытался залезть ей в карман, она схватила его за руку. Не то чтобы Мер носила ценности там, откуда мальчишка мог их легко свистнуть, просто ей понравилось удивление на его лице.
– Чисти-ка лучше кошели пожирнее, – посоветовала она.
Мальчишка – на вид ему было не больше одиннадцати – уважительно кивнул. Потом вырвался и, осклабившись, скрылся в толпе.
Фейн проводил его взглядом:
– Могла бы и не ограничиваться предупреждением.
Голос его прозвучал до того невыразительно, что Мер так и не поняла, восхищается Фейн или журит ее.
– Ну не стражу ведь было звать? – тихо сказала Мер. – Нам нельзя себя выдавать.
– Могла бы сломать ему запястье. При мне с карманниками так другие поступали.
Мер хмыкнула:
– За то, что он делал то, чему обучен? Люди ведь не просто так решают: а стану-ка я сегодня воришкой, какая волнующая мысль!
– Он сам выбрал кражу, – мягко напомнил Фейн.
– Люди такое вообще не выбирают, – уже резче ответила Мер. – Крадут, потому что очень голодны, и сломанное запястье кажется им сносной ценой за горячий обед. – Воспоминания о голоде никогда не покидали ее надолго. Вот почему Мер всегда носила пару монет в сапоге или зашитыми в подол нижней рубашки.
– Ты говоришь так, будто сама через это прошла.
– Я все делала, чтобы… – Мер еще сильнее понизила голос, не заботясь, слышит ее Фейн или нет. – Я все делала, чтобы выжить. И просить за это прощения не собираюсь.
Фейну хватило ума не ввязываться в спор.
– Ты знаешь, куда идти? – вместо этого спросил он и уступил дорогу женщинам, что, болтая между собой, несли на плечах корзины с бельем.
– Пряная улица. – Мер свернула на небольшую улочку, покинув гудящий торговый квартал. Они миновали шумную площадь, по