бы из погреба, если бы небезызвестный корги не ринулся, восторженно виляя хвостом, к упавшему.
Все это время пес скакал меж ними, возбужденно тявкая, а тут взял да вцепился в его сапог и принялся стягивать с ноги. Упершись передними лапами и рыча, песик мотал головой, будто трепал конец веревки.
– Тревор, – позвал Фейн звенящим от тревоги голосом. – Идем!
Корги снова замотал головой. Решил, наверное, что помогает, или же ему очень, очень захотелось отведать на вкус хорошей кожи.
Мужчина взвыл – больше от негодования, чем от боли, – и уже замахнулся на Тревора, но Фейн кинулся к питомцу, оттолкнув по пути Мер.
Он принял удар, предназначавшийся псу, в плечо. От боли руку словно прострелила молния, но Фейн стиснул зубы, закрывая собой Тревора и одновременно оттаскивая его.
Стянув сапог, Тревор победно зарычал, а вот мужчина взвыл еще громче. Он поднялся, приплясывая на одной ноге. Схватил с пояса… охотничий нож.
– Паршивец, а ну отдай…
Время как будто замедлилось. Фейн знал: если отбиваться, то пора. Надо отвести в сторону руку с ножом, ударить так, чтобы оружие вылетело. Но, нанеся удар, он высвободит магию. И тогда ему уже не остановиться.
Пойдет ли он на такое? Убьет ли незнакомца?
Ответ Фейн знал.
Нет, с облегчением сказал он себе. Он не сможет. И не станет. Не станет и дальше. Кому бы ни служил, чьи бы приказы ни исполнял. Сила принадлежит только ему, и пока это зависит от него – он ни за что не даст ей снова собой овладеть.
Лезвие ножа мелькнуло в воздухе, и Фейн уже приготовился к нестерпимой боли… но удар так и не обрушился на него.
Мужчина вдруг растерял боевой пыл. Он стоял, занеся руку, и дергал плечами, словно пытался сбросить невидимые путы. Его лицо утратило яростное выражение, потом совершенно побелело.
Фейн даже не взглянул на звякнувший об пол охотничий нож, продолжая смотреть, как мужчина из бледного становится пунцовым. В его глазах читался неподдельный ужас.
За спиной у Фейна раздался тихий вздох.
Мер.
Вытянув перед собой руку, она сильно, до боли впивалась зубами в нижнюю губу. Однако внимание Фейна приковало другое. В пылу схватки девушка смахнула волосы с лица. Она стояла, гордо вскинув голову, глаза ее пылали. И слева на ее скуле Фейн впервые увидел рубец.
Нет, не рубец. Тавро. Фейн не сразу рассмотрел, что за рисунок образуют эти изгибы, – какой-то узел. Клеймо пленницы, собственности. Фейн закипел от гнева. О рабстве он знал не понаслышке, но даже иные – уж на что им была чужда человеческая жалость – не заклеймили его. Фейна удерживали слово и долг, однако он был уверен, что в конце концов заработает свободу и его отпустят. У него в голове не укладывалось, как человек может клеймить человека.
Услышав придушенное бульканье, Фейн снова обернулся. Мужчина оттягивал воротник рубашки, и тут до Фейна дошло, что делает Мер. Она не обманула, сказав, что магия ей нужна для выживания. Взгляд ее ожесточился, а зубы еще сильнее впились в губу.
Она убивала мужчину, однако Фейн не мог просто стоять и смотреть.
Он оказался между ними, не смея ни ударить кого-либо, ни пошевелиться. И сделал первое, что пришло в голову: подобрал с пола сапог, добытый Тревором, и запустил им в Мер.
Она отвлеклась, выпростав руку, чтобы поймать летящий в нее снаряд в отметинах зубов и собачьей слюне.
Мужчина рухнул на пол, судорожно хватая воздух. Закашлялся и обернулся к ступенькам.
– Славно, – просипел он. – Как раз вовремя…
Через секунду уже и Фейн услышал топот шагов наверху. В жилах у него с новой силой вспыхнул огонь, и сердце пустилось в галоп. Нужно было уходить, пока к этому человеку не подоспела подмога, пока не позвали стражу. Фейн свистнул, подзывая Тревора, который жадно смотрел на второй сапог, явно что-то прикидывая. Корги бросил на Фейна разочарованный взгляд.
Но выбраться из подвала они не сумели: на лестнице появились люди.
Одного из них Фейн узнал, хотя в резком свете фонаря видны были только оттопыренные уши и светлые волосы.
Ренфру стоял на лестнице, вскинув брови и скрестив на груди руки. На происходящее шпион взирал точно человек, заставший у себя в погребе крыс. То, что трое сцепились не на жизнь, а на смерть, он, похоже, не замечал, а если и замечал, то в расчет не принимал. Медленно спустившись, Ренфру прошел по льду и потянулся к бутылке на полке.
– Помнится, я просил принести красного, – обратился он к кашляющему мужчине. – А что до вас, – он посмотрел на Мер и Фейна, – то, может, не стоит нападать на других участников нашего маленького предприятия?
Мер раскраснелась, дышала бурно и неровно:
– Ренфру?
– Я же сказал войти в переднюю дверь, – попенял он.
– Надо было убедиться, что это не ловушка.
Мужчина, пунцовый теперь уже от гнева, поднялся на ноги:
– Никто не хочет объяснить мне, что происходит?
– Эмрик, – вздохнул Ренфру. – Я же предупреждал, что они придут.
– Ты не сказал, что они проникнут через винный погреб, – ответил названный Эмриком. – Я ждал, что они постучатся в дверь. А она… чуть меня не убила.
– Всего-то приморозила язык к зубам, – отмахнулась Мер. – Приятного мало, но не смертельно. Если бы я хотела тебя убить, ты бы уже стал кормом для крыс.
Эмрика перекосило от ярости.
– Нахальная паршивка… – Он шагнул в сторону девушки.
Ренфру чуть слышно цокнул языком:
– А, вижу надо вас друг другу представить. Я займусь этим, когда мы все обсохнем и, возможно, как следует подкрепимся. Эмрик, вели слугам приготовить комнаты. И, пожалуй, принести собаке рубленого мяса. – Держа бутылку, Ренфру развернулся и стал подниматься по лестнице.
Трое остались пялиться друг на друга, пыхтя от злости, которая еще витала в воздухе. Затем человек по имени Эмрик протянул руку и сказал:
– Верните.
Никто не пошевелился.
– Верните мне сапог, будьте столь любезны!
Фейн подобрал погрызенный, обмусоленный сапог и протянул скривившемуся Эмрику.
– Благодарю, – холодно произнес тот, обулся и пошел вверх по лестнице. Всякий раз, как он наступал на левую ногу, слышалось отчетливое хлюпанье.
Фейн с Мер еще некоторое время подождали на месте. Тревор потерся о ногу Фейна и тихонечко заскулил, как бы задавая вопрос.
– У него все дела так проходят? – поинтересовался Фейн.
Мер опустила голову, и волосы, упав на лицо, снова закрыли тавро.
– Ты о том, что Ренфру всех держит в неведении? Да. Хотя обычно бутылок вина не так много. – Она обернулась. – Как плечо?
– В порядке. – Фейн подумал, не должен ли поблагодарить Мер, что защитила – и его, и Тревора, но вместо этого спросил: – Ты правда приморозила ему язык к зубам?
– Да. Всегда вызывает панику. Некоторым кажется, что они не могут дышать, хотя дыхание не перекрыто. Паника делает человека уязвимым, лишает способности постоять за себя. – Ее чуть заметно передернуло. – Идем. Посмотрим, куда же мы попали.
И она стала подниматься по лестнице. Спина прямая, шагает
