проявить беспокойство и привлечь внимание. Однако девочка справилась с
задачей и практически на глазах у врагов (все внимание которых, впрочем,
было привлечено ко мне). Насколько я мог понять при таком освещении -
она стояла почти что за пределами круга света, отбрасываемого костром -
ее костюм был в пыли и грязи; ей явно пришлось ползти, вжимаясь в землю.
Но теперь она стояла в полный рост, переводя взведенный арбалет с одного
солдата на другого. Острое жало стрелы двигалось, словно взгляд змеи,
готовой к смертоносному броску. И, похоже, солдаты следили за этим жалом
взглядами загипнотизированных кроликов.
— Вы уже знаете, как я стреляю, — продолжала Эвелина, упреждая
очевидные мысли насчет ее пола и возраста. — Кабан, которого вы ели -
это моя добыча. И учтите, мне ничего не стоит пристрелить любую свинью -
неважно, четыре у нее ноги или две.
— Ээ… — подал голос пращник.
— Я знаю, о чем вы думаете, — перебила Эвьет. — О том, что вас
трое, а стрела одна. Но тому, кто от нее умрет, от этого будет не легче,
правда?
— Все в порядке, баронесса, — я специально назвал ее по титулу. -
Мы с ребятами уже уладили это небольшое недоразумение. Ник как раз
собирался меня освободить, верно, Ник?
— А… ага, — отозвался весельчак, мигом растерявший свое
красноречие, и я вновь ощутил прикосновение к стягивавшим локти
веревкам.
— Одно неверное движение… — процедила Эвелина. Но нарываться на
арбалетную стрелу практически в упор Нику никакого резона не было, и
спустя несколько мгновений сперва мои локти, а потом запястья ощутили,
наконец, свободу.
— Дай нож, ноги я сам, — я требовательно протянул руку. Ник
повиновался.
Быстро освободившись от последней веревки, я поднялся и слегка
попрыгал с ножом в руке, разминая затекшие конечности. Ник за спиной
меня уже решительно не устраивал, и я велел ему пойти и подать мне мой
меч. "Рукояткой вперед", — уточнил я. Конечно, это было не то оружие,
которое я хотел вернуть в первую очередь, но не стоило заострять их
внимание на огнебое.
Ник протянул мне меч в ножнах, и я собрался повесить его на… ах,
черт.
— И пояс мой тоже попрошу, — надеюсь, они его не выбросили. Вроде
не должны были, хороший кожаный пояс с тяжелой кованой пряжкой, если его
раскрутить в руке, он сам по себе оружие…
Не выбросили.
— Теперь куртку и сапоги, — потребовал я. — И флейту мою в карман
положите. Да, и кошель не забудьте, со всем, что там было…
На солдат, возвращающих добычу, жалко было смотреть — особенно
когда они выгребали из карманов деньги. Кажется, с перепугу они даже
отдали несколько лишних хеллеров. Но, даже если в первый момент у них и
мелькали какие-нибудь сомнения насчет Эвьет, теперь, когда я был при
мече, а их собственное оружие лежало на земле, они уже явно не помышляли
о сопротивлении. Пожалуй, прикажи я одному из них связать руки двум
другим, повиновались бы все трое. Но мне это было не нужно. Я лишь велел
третьему сложить обратно в сумку все, что он оттуда достал (сумка была
хотя и разрезана, но не приведена в окончательную негодность -
внутренний слой ткани уцелел).
— Теперь можете проваливать, пока я добрый, — разрешил я, получив
назад свое имущество (за исключением, разумеется, съеденного мяса -
впрочем, в корзинах его еще оставалось довольно много) — Ах, да, — я все
же желал удовлетворить свое любопытство. — Объясните мне, как
получилось, что кучка измотанных, не спавших два дня грифонцев
раздолбала вас вчистую?
— Ну, нам граф тоже не больно-то выспаться давал, — мрачно
пробурчал третий. — Гнал, почитай, днем и ночью, а только все равно к
главной битве-то не поспели. Ну, говорит, ребятушки, хотя бы отмстим за
наших… Ну, пехоту-то ихнюю мы быстро нагнали — они брели, как бараны,
мы аж утомились их рубить… Обоз захватили, все такое… Но граф и
добычу собирать не давал, вперед, говорит, вперед, пехота с вами потом
поделится — ага, поделятся они, как же! — а мы, может, самого Карла
зацапаем. Ну, Карл-то, ясное дело, не пешком удирал, мы все
высматривали, где ж кавалерия-то ихняя… И вот сюда уже подъезжаем,
видим — вроде конница, и не драпает, а вроде как стоит-ждет… а потом
пригляделись — это ж наши, знамена львиные… ну и пехоты с ними немного
было, лучники-арбалетчики в основном. Мы-то уж знали, что наши, какие
после боя выжили, в холмы ушли, ну, думаем, тут, значит, они опять в
долину-то и вернулись, и грифонцев остатних не выпустили, тут положили -
потому как войско-то наверху стояло, а внизу все мертвяки валялись. Ну,
подъезжаем мы, значит, они нам машут, приветствуют… а как совсем уж
почти подъехали — тут-то они по нам в упор и влупили, и пешие, и конные
— там луки почти у всех были… а мертвяки, мимо которых мы проехали,
поднялись живехонькие, и — в спины нам… Сперва по лошадям били, а
потом уж упавших добивали влегкую. Как рыцари ихние вниз по склону
ломанулись — мало кто ушел. Грифонцы то были, под нашими знаменами, -
пояснил уже очевидное рануарец.
Я не мог не оценить военную хитрость Карла (хотя, разумеется, с
точки зрения рыцарских обычаев использование чужих знамен было делом
крайне подлым и гнусным — куда более гнусным, чем массовое убийство
беззащитных). Ему даже не понадобились трофейные знамена — изготовить их
самостоятельно намного проще, чем, к примеру, чеканить фальшивую монету.
Правда, для того, чтобы заманить армию Рануара в ловушку (что не
получилось бы, если бы конница графа так не оторвалась от пехотинцев),
Лангедаргу пришлось скормить врагу практически всю свою пехоту, не
считая заблаговременно уведенных на север стрелков — но и тех, как я
понял из рассказа кавалериста, было немного. Весьма вероятно, что и их
на самом деле не увели, а увезли верхом на обозных лошадях или на
повозках. Стало быть, теперь армия Грифона состоит почти исключительно
из конницы, причем тоже немногочисленной. Что делает ее весьма
мобильной, но оставляет мало шансов на взятие сколь-нибудь основательных
крепостей. Значит, несмотря на то, что грифонцам теперь практически
открыта дорога на север, к вотчине Йорлинга (если только его не сумеют
догнать и остановить те остатки войск Ришарда, что ныне зализывают раны
где-то в окрестных холмах, но это выглядит не очень вероятным) — скорее
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
