получил смертельный удар, но верный конь вынес его из битвы, избавив, по
крайней мере, от поругания мародерами.
— Извини, приятель, — обратился я к золотому, спешиваясь и
наконец-то беря его под уздцы, — сожалею о твоей потере, но мы — не
похоронная команда. Пусть тебе послужит утешением, что твой новый
всадник будет гораздо легче. Эвьет, забирайся, — я кивнул ей на седло и
придержал стремя.
— Постой, Дольф, — Эвелина, уже закинувшая арбалет за спину,
спрыгнула на землю, но направилась не к своему новому коню, а к рыцарю.
— Ты не узнаешь этот шлем?
— Шлем как шлем, — пожал плечами я, но тут же заметил украшение, на
которое она указывала — небольшой сжатый металлический кулак на вершине
шлема. Впрочем, никаких воспоминаний он у меня не вызвал — я попросту не
присматривался к доспехам рыцарей, которых мы встречали в прошлые дни,
будь то йорлингисты или грифонцы. Но Эвьет уже стаскивала шлем с
убитого, открывая достаточно немолодое, хотя и черноусое,
мертвенно-белое лицо с синюшными губами, покрытое пятнами налипшей на
смертную испарину пыли, словно черновым рисунком будущего разложения.
Глубоко посаженные глаза были закрыты.
Я видел это лицо лишь однажды при очень плохом освещении и все же
узнал его — возможно, потому, что света и сейчас было не слишком много.
— Это же граф Рануар!
— Именно, — кивнула Эвьет и добавила скорее горько, чем
саркастично: — Ну что, милорд, убедились теперь, что меня надо было
выслушать?
Я сильно сомневался, что, выслушай он ее и даже согласись помогать
в операции по убийству Карла, это что-то изменило бы в сегодняшних
событиях. Несмотря на то, что теоретически, имея в своем распоряжении
коня, Эвьет еще успела бы догнать Карла на марше до его встречи с армией
Ришарда, времени на подготовку диверсии, и тем более — безупречной,
просто не было. Но, не успел я высказать это соображение, как из носа
графа донесся слабый стон.
— Он жив! — воскликнула Эвьет и тут же сделала шаг в сторону,
уступая место профессионалу.
— Слышу, — я поспешно опустился на одно колено рядом с раненым.
"Словно я хочу принести ему вассальную присягу!" — мелькнула совершенно
дурацкая мысль. Я пощупал пульс на холодной липкой шее, оттянул веки,
заглянул в расширенные неподвижные зрачки, наклонился ухом к его лицу,
пытаясь расслышать еле уловимое дыхание. — Жив, но плох. Как минимум,
обширная кровопотеря…
— Но у него есть шанс?
Я понимал озабоченность Эвьет. Теплых чувств к Рануару она,
конечно, не испытывала. Но, если мы спасем графу жизнь, в следующий раз
он будет разговаривать с нами уже совсем не так, как в предыдущий.
— По крайней мере, легкое, похоже, не задето, это уже хорошо. Но
помощь нужна немедленно. Тащи сюда мою сумку и готовь корпию. Черт, не
видно тут ни шиша, его бы на свет вытащить…
— Так давай! Вдвоем-то дотащим, хоть и в доспехах.
— Пока не стОит, наконечник может обломиться в ране или выпасть…
— я скептически осмотрел доспех, затем снял свой пояс. — Значит, так.
Как видишь, это цельные латы, здесь нет отдельного съемного нагрудника.
Мы не можем помочь ему, пока не снимем весь панцирь через голову, а
снять панцирь мы не можем, не выдернув копье. А как только мы выдернем
копье, он истечет кровью, которой у него и так осталось не слишком
много. У него почти наверняка задета подключичная артерия.
— Значит, что? — растерялась Эвьет.
— Значит, действовать надо очень быстро. Когда мы выдернем
наконечник, у нас будут считанные мгновения, чтобы снять панцирь и
остановить кровь. Сначала снимаем перчатки, наручи и оплечья. Тут можно
сильно не спешить. Знаешь, как обращаться с этим хозяйством?
— Отец показывал, — кивнула баронесса. — Хотя у него доспех был,
конечно, не такой роскошный, как этот…
Вдвоем мы быстро освободили от всего железа руки графа. Я еще раз
примерился, где лежит мой пояс, где — перевязочные материалы, убеждаясь,
что все необходимое в нужный момент окажется под рукой, и вытянул руки
графа вверх относительно туловища, чтобы не мешали стаскивать панцирь.
— Теперь — самый ответственный момент, — продолжал я. — Бери
панцирь за плечи, вот здесь, хватайся за края отверстий для рук. Как
только я выдерну копье — но не раньше, чтобы его не сломать и не согнуть
— тащи панцирь на себя, а я потащу его за ноги, чтоб быстрее. Панцирь
надо снять полностью — не только с туловища, но и с рук. Потом быстро
переворачиваем его на живот. Через правый бок, — уточнил я во избежание
путаницы. — Готова?
— Да.
Я крепко взялся за обломок древка. Похоже, самое обычное копье, без
всяких фокусов с обратными насечками. Хорошо. Я резко дернул.
— Тяни! — крикнул я, отбрасывая окровавленный наконечник.
В считанные мгновения мы избавили графа от панциря. Кровь, конечно
же, полилась, но не так сильно, как могла бы — предыдущая кровопотеря
понизила давление. Еще одно быстрое слаженное движение — и безвольное
тело перевернуто животом на песок. Я заломил руки Рануара за спину и
принялся крепко скручивать ремнем его локти.
— Что ты делаешь? — удивилась Эвьет.
— Это лучший способ остановить кровотечение из подключичной
артерии. При такой позе она пережимается и…
— Дольф! Сзади!
Я потратил лишнее мгновение, закрепляя ремень — чертова привычка уж
если делать, то добросовестно! — и лишь затем обернулся.
Из-за соседнего холма к нам скакали трое всадников. Солдаты легкой
кавалерии. В первый миг я не понял, к какой из армий они принадлежат,
затем разглядел рисунок на круглом щите переднего — красная рука с мечом
на черном фоне. Это был не личный герб, а эмблема, которую я уже видел
на щитах одного из полков конницы Рануара (судя по цветам, это, скорее
всего, был его личный полк, в отличие от других частей его сводной
армии). Тут же я осознал, как выгляжу с их точки зрения. Обозленные
поражением солдаты едут и видят, как некто связывает руки их
бесчувственному командующему, а рядом валяется некое окровавленное
железо. Возможно, конечно, после перенесенного разгрома у них самих куча
претензий к Рануару, но исполнить патриотический долг им это не
помешает, особенно если они рассчитывают на награду за спасение графа. И
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
