то её смело причисляешь к особам из высшего общества. Её манеры и сдержанные, пружинистые движения говорили о прилежном и систематическом воспитании, кои практикуются в зажиточных семьях с большим количеством гувернеров, уделяющим большое внимание оттачиванию светских манер. И вот она решилась спросить:
— Простите мое любопытство. Вы …вы очень состоятельны, я думаю.
Анни помедлила. Расслабив спину, она подалась всем корпусом назад и весь её вид говорил о том, что вот наконец-то сейчас она готова в полной мере наслаждаться общением. Это же дорога и собеседница ей была приятна.
— Ну, да. Можно… так сказать. Но это благодаря замужеству. Я сама по себе не принадлежу к высшему кругу венгерского общества. Мне просто повезло!
— Ну, знаете. Мы и в этом с вами похожи чем-то. А я вот родилась в семье с глубокими дворянскими корнями, но предпочитаю для себя более простое общество.
— Это как?
— Я много времени провожу со студентами. Я… не чураюсь рабочих. Но чаще меня жизнь сталкивает с интеллигентами, а они не все выходцы из высшего общества, но очень образованные люди.
— Чураюсь… — Анни даже как-то посмаковала это непонятное слово, как еду пробуют на вкус.
— Это значит, не чураюсь — не брезгую, не отказываюсь, не ограничиваю себя чем-то. Ну, прямо сказать — общаюсь с желанием! — и женщина весело рассмеялась. — А вы зачем едете в Польшу?
Анни сконфузилась. Она не держала секретов по этому поводу, она просто не знала, как ей попытаться объяснить мотив своей поездки. Все так сложно, спонтанно и даже нелепо! Разве что только в дороге и можно рассказать о своих нечаянных планах, какая разница, что могут про тебя подумать!?
— Знаете…поймете ли вы меня … Я еду на родину своей матери, но я не знаю где конкретно она жила. И мать я помню не совсем хорошо. Она умерла, когда мне было одиннадцать лет. — и вдруг так смешно махнула рукой — Ай… Прямо сказать, мне совершенно все равно куда ехать. Я просто еду и все. Мир посмотреть, людей, найти для себя что-нибудь подходящее.
— Ну надо же хоть знать в каком направлении искать… — отметила Светлана.
— Да… меня это и держит в напряжении. Я хочу лечить людей, но мне трудно с незнанием языка. Я может в Польше и побуду совсем чуть-чуть.
— Да… мне, откровенно говоря, не совсем все понятно… но. Но… вам виднее. Вы просто хотели уехать. Уехать из Венгерского королевства?!
— Да …Да. Так. Это будет правильным объяснением. Мне необходимо было уехать, но это очень долгая история. И ничего плохого, но так лучше для меня.
— Я понимаю, мадам Анни. Я все поняла. И… тогда …раз у вас все так не определенно, я смею предложить вам свое общество, вам же необходим будет переводчик, а мне это совсем не трудно, может вы еще захотите со мной поехать в Петербург? Вы что-нибудь слышали о Петербурге?
Вот теперь Анни совсем стало неловко от пробелов в своем образовании. Она явно проигрывала своей попутчице.
— Я только одно знаю — это столица Российской империи и все.
У Светланы явно горячим огнем загорелись глаза.
— Знаете, Анни. Пусть это кажется слишком поспешным и абсурдным, но если вы решили уехать от своей прошлой жизни и много мыслей и воспоминаний оставить в прошлом, то давайте начнем с вами учить язык?! Я буду вашим учителем. Я это умею. И поверьте, за таким занятием вы позабудете о проблемах прошлого!
— А какой язык. Какой лучше мне начать изучать?
— Вы решите. Очень скоро решите. Это зависит от того, останетесь вы в Польше или поедете дальше куда-нибудь.
— А у вас в Польше дела?
— Да. Но… не такие, чтобы совсем не было свободного времени. Может я вас увезу еще с собой в Петербург. Тогда будем учить русский. Надо сказать — это один из самых сложных языков… Можно начать с французского. В России его все знают в обществе, но, но …не в том, в котором чаще нахожусь я. Рабочие его не знают.
Анни решила задать еще один вопрос:
— Вы имеете детей?
Светлана очень быстро среагировала и закачала отрицательно головой.
— А вы?
— У меня умер супруг и умер сын, и это моя главная причина почему я так хотела покинуть родину.
Этот ответ произвел на Светлану большое впечатление. Она не ожидала. Её взгляд стал более внимательным и сосредоточенным, и казалось, он искал в лице красивой белокурой женщины напротив, что-то особенное, но уже с поволокой грусти в глазах, и удивлением. Веселость исчезла. Она сочувствовала искренне, удивленная таким масштабом перенесенного человеческого горя, как бы примеряя это на себя и ужаснувшись глубиной этой беды. А напротив, сидела настолько красивая и утонченная женщина, богатая и имеющая уже этот яркий лоск дамы светского общества, и никак не верилось, что у таких особ может происходить что-то ужасное, всегда думается, что их жизнь — вечный праздник! Слегка опомнившись от произведенного этой новостью впечатления, она не решительно и мягко положила свою ладонь на руку Анни и произнесла:
— Вы знаете, я даже ошеломлена тем, что вы сказали, но …я так вам сочувствую! И понимая, как это ничтожно, по сравнению с пережитым. Но мне так хочется поддержать вас, это мое желание не мотивировано тем, что вы сказали. Позвольте, позвольте вам помочь поскорее оправиться от того, что вы пережили, я сумею помочь вам быстрее адаптироваться в новой стране и среди новых людей. У меня к этому просто талант — мне все так говорят, и я это хорошо знаю. Вы все правильно сделали, надо сменить место, заняться чем-то очень отвлекающим от переживаний! Мы это сделаем с вами! Я помогу, если моя компания вам подходит?
Анни мягко и застенчиво улыбнулась.
— А что во мне не так, что ваше участие может мне не подходить?
— Я же еще не знаю вас хорошо. Может вы предпочитаете одиночество, а может, может общаетесь только с людьми из своего круга?
— О нет. Я была изгоем в высших кругах Будапешта! Там у нас очень сильны консервативные традиции устройства жизни! Я
