бояться идти с работы домой.
ГЛАВА 76
Артур Войцеховский составил договор о расторжении брака у адвоката и с этой минуты начались действия юриста, но, единственное, о чем просил адвоката Войцеховский — не посещать графиню раньше и не присылать ей никаких бумаг раньше, чем он сам с ней поговорит, а об этом он уведомит. Эта женщина, хотя бы заслуживала самого корректного в этом деле отношения. Он должен все объяснить своей супруге сам. Домой он шел, словно поднимался на эшафот. Тяжела его миссия. Какие бы слова для окончательного разрыва их отношений он ни подбирал, легче их ноша не становилась. И он чувствовал себя палачом.
Миновав гостиную, которая была абсолютно безлюдна, что никогда не случалось, так как собак был полон дом и слуг, кто-нибудь, да всегда в ней присутствовал. И, медленно раздвинув, двери спальни графини, ему в нос ударил запах морфия и еще смесь каких-то лекарств. И все собаки, почему-то находились здесь и камеристка и еще кто-то. Подойдя ближе, Войцеховский заволновался. На кровати лежала, не шелохнувшись, его супруга, бледная, не реагирующая на посторонние шумы. Глаза её были закрыты, но медленно поднимавшаяся и опускавшаяся грудь при дыхании, выдавали признаки жизни. Худощавый доктор, с аккуратной, седой бородкой, в пенсне, сидел на краю кровати и сразу обернулся к Войцеховскому, когда тот вошел. Собаки подбежали ласкаться, и каждая пыталась лизнуть руку. Артур узнал этого интеллигентного вида человека, которого первый раз пригласили в этот дом, когда Анни вывихнула, по его вине, плечо.
Доктор, а это был он, поспешил живо подняться и протянул для приветствия свою ладонь.
— А что случилось? — тревожно спросил Артур.
— Все страшное уже позади. У госпожи Элизабет случился инсульт.
Артур насторожился и резко бросив колкий взгляд на камеристку, спросил — Сюда ни приходил адвокат с визитом? — Он испугался того, что тот его опередил, то ли не поняв, то ли ослушавшись, его указаний.
Та отрицательно покачала головой и у него слегка отлегло от сердца.
— Я рекомендовал бы лечь в клинику и первую неделю быть под пристальным и постоянным присмотром мед. персонала — торопливо заговорил доктор. — Но ваша супруга наотрез отказалась. Сейчас ей дали легкое снотворное, она будет спать.
Войцеховский вытер со лба капельки выступившего пота, его сердце билось слишком часто, он нервничал. В большом напряжении внутренних сил, он шел домой и здесь его настиг еще больший переполох и эмоциональное напряжение, достигнув своей высшей точки, вырвавшись за границу волевых усилий, дало ударом по ногам и вылилось усталостью всех пережитых событий. Он как-то обреченно опустился на кровать рядом с графиней и заглянул ей в лицо. Болезнь сильно старит. Перед ним лежала уже не та, миловидная, в зрелом возрасте, ухоженная женщина, а беспомощное, сильно бледное, с резко выступающими скулами на исхудавшем лице, но все такое же веявшее своей добротой человеческое существо. У него были когда-то чувства к ней. Он её ждал, он хотел её видеть, с ней разговаривать. Он удивлялся её доброте и житейской мудрости, её живости ума и легкости в том, чтобы делать шаги навстречу во всех его идеях. С ней всегда было комфортно рядом, его сердце, лишенное рано родительской любви, согревалось её теплотой и любовью. Он никогда не задумывался о том, что её может когда-то не стать. Вокруг почувствовался незримых холодок энергетической пустоты. И самое сильно чувство, которое превозобладало над всеми остальными эмоциями, было чувство нескончаемой жалости. С самого начала, именно, потому что она так глубоко растворилась в нем, даже можно сказать, вросла всеми своими женскими фибрами души в него, это так подняло его на большую высоту и дало защищенность и огромный рост в развитии. А сейчас, все это губило и её, и его. Ему претила роль палача, а она могла и не пережить своего одиночества, настолько привязав себя к нему, став не только женой, но и заботливой матерью. Её прохладная рука, сейчас покоилась в его руках, и он очень четко и как-то, сразу, осознал, что ничего говорить ей не имеет права, не должен и не будет. Сейчас он в ответе за эту, еле теплившуюся жизнь. И адвокат заморозит процесс расторжения их брака.
К ночи дежурить у её постели осталась приехавшая сиделка из клиники. А их дом, неожиданно посетил полицмейстер, совершенно не вовремя, и Войцеховский, разбитый дрязгами, неожиданностями и усталостью, уже собирался спать, но пришлось принимать не званного посетителя.
Тот, покручивая усы, протянул ему записку. Войцеховский прочел и полицмейстер, внимательно следивший за реакцией хозяина дома, увидел, как тому от этого стало не по себе, а главное, ему, словно о чем-то напомнили, и он сам для себя это с удивлением обнаружил. Но все это так было не вовремя! Записка была совершенно в одну строчку: «Я хотел бы иметь право на освобождение из заточения!» Томас фон Махель.
И так как записка была не запечатана, о её содержании, конечно же знал полицмейстер. Он сдвинул брови и с очень озадаченным видом поинтересовался:
— Господин Войцеховский, позвольте спросить, а о каком освобождении из заточения, просит этот молодой господин? Право же, когда мне передавали записку, возникло много вопросов, но ни на один, господин фон Махель ни дал ответа. Не понятно, почему он перестал совсем выезжать в город? И почему он у вам просил передать записку? Какое… отношение вы имеете к его заточению.
Войцеховский, конечно же позабыл о таком нелепом происшествии. А прошел, да… уже год. Он так был обескуражен и скомкав быстро бумагу, с немного виноватым выражением лица, поспешил объяснить так — Не придавайте этому серьезного значения, господин офицер. Это так… недоразумение!
Тот удивленно пожал плечами.
— Да я бы не придавал, но, господин Томас фон Махель, действительно куда-то давно пропал и тут выясняется, что он весь год не покидал своего дома. И главное, почему-то и боится его покидать? Это в высшей степени странно!
Артур отмахнулся.
— Покидал… не покидал. Жив, здоров и это главное. И вам спокойнее. Согласитесь, у полиции не мало было хлопот с этим молодым человеком. — И протянув руку для пожатия и этим показывая, что он хотел бы покончить с общением в столь позднее время,
