class="p1">— Свиньи! — рявкнул взбесившийся поручик. — Прохвосты! Кто украл часы?!
— Может, обыщем, господин поручик? — несмело предложил унтер-офицер Кынчев.
— Обыскивай! И не медля!
Унтер-офицер выстроил взвод. Пока жандармы, толкаясь локтями, переминались с ноги на ногу в строю, один из них удивленно свистнул:
— Поглядите, господин поручик. Вон их куда забросили!..
— Принести! — передернулся поручик.
Да, хронометр фельдфебеля. Ремешок у часов хороший — нечего и думать, чтоб фельдфебель мог потерять их в схватке. Не иначе, как кто-нибудь украл, а теперь, желая отделаться, бросил с перепугу на землю. Поручик подозрительно взглянул на жандарма, который подал ему часы, и спросил хрипловатым голосом:
— Ты их туда забросил?
— Что вы, господин поручик! — воскликнул парень.
Черкезов замахнулся изо всех сил и ударил кулаком солдата. Удар пришелся ему по шее — жандарм пошатнулся, но все же устоял. Взбешенный поручик снова замахнулся, но солдат уклонился в сторону. Тогда Черкезов, вне себя от ярости, стал как попало пинать его ногами перед строем ошалевших жандармов, которые, когда он приближался к ним, непроизвольно отстранялись. Удары сыпались один за другим, и после каждого Черкезов чувствовал, как тает его обида, гнев, как в соприкосновении с обмякшим телом испаряется заряд тех чувств, что душили ему грудь. Наконец, капитан Мирковский, с удовольствием наблюдавший сцену, тронул поручика за плечо.
— Слушай, Черкезов, брось ты это! — сказал он, сам успокоенный зрелищем. — Завтра ими займешься!
Поручик взглянул на него невидящими глазами.
— Я говорю, брось! — повторил капитан. — Надо подумать, что делать с партизанами. Мы столкнулись, а их нет и нет. Как сквозь землю провалились…
Но поручик, пока не успокоился, не мог говорить о партизанах. После краткого совещания полицейская и жандармская группы разошлись в разных направлениях: капитан Мирковский на юго-запад, а поручик Черкезов — на юг. Шагая впотьмах по ухабистому проселку, Черкезов впервые по-настоящему задумался о партизанах. Куда они делись? Уж не отклонились ли к востоку от Рековицы в районе шоссе? Да нет, вряд ли — там много сел, а партизаны избегают густонаселенных районов. «Судя по всему, — рассуждал поручик, — они взяли резко на запад, обойдя блокированный район. Но к чему бы им обходить его? Откуда они знают, что за Рековицей расставлены полицейские засады? Да просто сами, видно, догадались и подались на юго-запад, туда, куда двинулся Мирковский». При воспоминании о капитане Черкезову снова сделалось тошно — он поспешил выбросить его из головы. Уж лучше думать о партизанах!
Но мысли о партизанах тоже не доставляли особого удовольствия. В нем все больше зрело подозрение: а ну как этот старый дурак и вправду ушел с ними?! Показания белосельского рассыльного немало озадачили его. Исчез? Да нет, не такой он человек, чтобы взять да и удрать к партизанам… А что, если действительно удрал? У поручика мороз пробежал по коже. Этой ночью или завтра утром они их так или иначе догонят, завяжется сражение, будут пленные, убитые… Да что там — всю группу наверняка окружат и уничтожат… А вдруг среди убитых партизан найдут и труп старика? Что подумает о нем начальство? О жандармском поручике Черкезове, о карьере его, завоеванной ценою таких усилий? Ему уже намекали, что в ближайшее время он получит погоны капитана, о которых он так страстно мечтал. Что станется с его капитанскими погонами?
Поручик почувствовал, как сердце снова учащенно застучало у него в груди, и зашагал быстрей. Но куда ему, в сущности, торопиться? Если партизаны улизнут, то ему это только на руку. Может, дать им убраться восвояси? Только один-единственный разок… Чтобы отвлечься от этих мыслей, поручик погладил стекло хронометра, тикавшего в верхнем кармане мундира. Добыча! Хоть маленькая, но добыча! Как мечтал он в школьные годы о самых простых металлических часах! А это золотой хронометр! Уж он найдет способ, чтобы часы стали его собственностью…
Проселок сворачивал на восток, и группа, возглавляемая поручиком, сошла с дороги на кочковатую стерню. Все молчали. Жандармский взвод вытянулся в длинную колонну — понурые, вялые, недовольные люди с грубыми лицами профессиональных убийц, казалось, спали на ходу. В душе они, конечно, проклинали это бессмысленное скитанье в потемках. Было уже около двух часов. Еще немного — и рассветет, а они так и не наткнулись на какие-либо следы партизан.
* * *
Несчастье случилось именно тогда, когда его меньше всего ждали. Колонна двигалась все в том же направлении — на восток-юго-восток, к левой оконечности гор. Во главе ее шел Бородка, а в пяти шагах от него — неутомимый сыровар. Остальные, колонной по одному, примерно в двадцати шагах. Все были в боевой готовности, с винтовками наперевес, хотя надеялись, что уж здесь-то они вне досягаемости.
Цепочка двигалась по узкой тропке, пересекавшей кукурузные нивы, и Бородка, почувствовав, что тропа чересчур отклоняется на юг, собирался остановить колонну и повести ее напрямик, через поля. В это мгновение раздался выстрел, перед глазами у него сверкнула молния, и он рухнул на землю. Послышалось щелканье затвора, и в глухой ночной тишине грянул второй выстрел. Сыровар остановился как вкопанный и почувствовал, что возле уха противно просвистела пуля. Через какую-то долю секунды бай Атанас уже пришел в себя, но не залег, а впился взглядом в ту сторону, откуда ухнул выстрел. Несмотря на кромешную тьму, он тотчас же увидал стрелявшего — невысокого человека в фуражке, наклонившегося над ружьем. Бай Атанас скорее догадался, нежели увидел, что незнакомец сопя пытается справиться с затвором, который, видать, заело.
— Стой! — угрожающе крикнул сыровар и полетел вперед.
Увидев бегущего к нему человека, незнакомец дал стрекача. Ружье мешало ему, и, не долго думая, он зашвырнул его подальше в кусты. Старик тоже бросил винтовку и хриплым голосом закричал:
— Ребята! Сюда, ко мне!
По треску ломающихся стеблей кукурузы бай Атанас чувствовал: незнакомцу не удалось далеко уйти; расстояние между ними, как видно, оставалось тем же. Беглецу надо было продираться сквозь густые заросли кукурузы, а перед ним был готовый коридор, и бай Атанас несся изо всех сил, насколько ему позволяли годы. Страх упустить впотьмах незнакомца и страшная, дикая злоба на него придавали старику силы, и он все бежал и бежал, хотя сердце чуть не выскакивало у него из груди. Только оно, старое, не слушалось. Лишь бы не подвело!
— Сюда, ребята! — повторил он тише и только сейчас услыхал и сзади, и слева, и справа от себя треск ломающихся кукурузных стеблей.
Бай Атанасу помогла случайность. Перед беглецом внезапно выросла ограда, окружавшая фруктовый сад, и он, не заметив колючей проволоки, зацепился за нее штанами. Пока он выпутывался, рука сыровара ухватила его за ворот, рванула и повалила наземь. Беглец
