он стабильно исчезает с утра и пропадает где-то, голодный до самого прихода с работы родителей. Все было бесполезно. У Гельмута была некая особенность в поведении. Он сильно сжимал рот, наклонял голову, почти упираясь своим подбородком себе в грудь и «исподлобья» смотрел на окружающих, упрямо и дерзко! И Миррано начинал вскипать до такой степени, что во время крика голос срывался до свистящего фальцета. А бесило его то, что энергетика у этого паршивца в его то шесть лет, была сильнее любого взрослого и никто не знал, как это переломать! Миррано думал — «Ну почему, почему у Михаэля все всегда хорошо, а этот паршивец весь пропитан тайнами, хитростью и непредсказуемостью!» И видимо его тайна этого стоила.
Тогда однажды Миррано решил провести день дома, выкроив себе выходной в больнице. С самого утра он старательно держал своего сына в поле зрения. Ему самому даже становилось так любопытно, чем же его тотальный контроль поможет выявить причину исчезновения ребенка?
Но его ждало горькое разочарование и приступ бешенства. Все так было спокойно поначалу. Михаэль пошел заниматься французским с пришедшим гувернером. Миррано последовал в комнату занятий и стал томиться бездельем в своем неотступном контроле, выслушивая гортанные и носовые звуки французских слов. Но, как и у каждого человека, у него были простые, естественные человеческие потребности — потребности его организма. И главное, он же пробыл в нужном месте не более пяти минут, но, когда вернулся, одного из детей в комнате уже не было, а увлеченный гувернер, ничего вокруг не замечая, талдычил с Михаэлем-паинькой, новые слова. Не сразу Миррано и расстроился. В конце концов, все двери в квартиру были закрыты на ключи, которые на данный момент были у него и только у него. Ребенка же нигде не было.
Он приказал всем бросить все и приступить к поискам Гельмута в квартире. Началась суета. Смотрели везде — ничего. Это был «нонсенс» и Миррано стало казаться, что он начинает сходить с ума. Он попросил показать нянечек все свои ключи от квартиры — они были на месте. Он проверил свой ключ. На месте. И тогда он четко решил, что ему придется в очередной раз поменять все замки.
Да, Гельмут уже стремглав бежал на набережную. Его ждали цыгани. Да. И это была жизнь! Какой французский? Какие гувернеры? Кто хоть раз вкусил настоящую свободу, азарт, безрассудство, не променяет его ни на что другое. Цыган, которого звали Авдей, таким странным, полу славянским, полу греческим именем, давно сделал ему дубликат всех ключей, которые были необходимы для настоящей свободы. А оттиск Гельмут принес ему на пластилине, которого в доме для занятий было полно. И в тот момент, когда его отец уже бегал по улицам, расспрашивая молочниц, не видели ли они мальчика, черненького и с хитрыми глазками, Гельмут уверенно шагал вниз по набережной, туда, где заканчивался цивилизованный и культурный Будапешт и начиналась его темная, еще неокультуренная сторона. Где в не стройном порядке громоздились дома борделей второго сорта, грязных трактиров, квартир мелких торговцев всякой всячиной, домов цыган и бедных жителей столицы. Они с Авдеем шли туда, где Гельмут обрел большую популярность и уважение. За что? А ведь об этом не знали даже его родители. У Михаэля открыли цыгане странный дар! Гельмут — видел карты. Он видел их насквозь. И то, что это уникальный дар, он узнал только здесь, так как он и не знал, что это некая особенность его зрения!
Его всегда тянуло в эту сторону Будапешта, как магнитом. И, вероятно, его вела сюда его детская интуиция, которой позавидовал бы любой взрослый. Он присоединился, как-то однажды, к собравшейся толпе на пляже и стал интересоваться происходящим. А на перевернутых лодках, сидели и играли на деньги два джентльмена, необычной тогда еще для ребенка внешности, с длинными волосами, завязанными в хвостики и в черных жилетках, в которых не ходили джентльмены по улицам Будапешта. Встав за спиной у одного из черноволосых дяденек, Гельмут потянулся всем своим существом в середину и его тонкие фибры души схватили эту невидимую нить цепного напряжения и повышенного ожидания, витающего в этой толпе. Только он никак не мог понять, зачем сидящий перед ним мужчина нервничает, не решается бросить свою карту, если карты его противника, видны как на ладони. Если Гельмут длительное время смотрел в одну точку, перед ним появлялись красные непонятные фигурки и цифры и он четко понимал, что с изнанки карты не имеют защищенности, они прозрачны. А правила «Свары» были сейчас так примитивны и он разобрался в них, только лишь сделав над собой усилие внимательно сконцентрировать внимание на происходящем. Карта более старшей масти, а значит и имеющая больший вес и большее количество очков, всегда била карту младшей масти. Вопрос стоял только в том, чтобы у тебя раньше времени не закончились солидные карты, так как они ложились тыльной стороной вверх, а потом переворачивались. И ты мог на то, чтобы побить шестерку, пожертвовать целого туза. Они играли только на везение. Гельмут стоял и смотрел. И через несколько часов у него стало подсасывать под ложечкой и бунтовать все его естество, так как так и происходила чаще всего, когда солидные карты растрачивались впустую. И у него хватило ума, стоя сзади, начать нашептывать за спиной играющему, какую карту в данный момент ему тянуть.
В середине спустя несколько минут, стали происходить не понятные вещи. Каждая брошенная карта перекрывала нижнюю. Лицо сидящего перед ребенком вытягивалось в недоумении, но он боялся повернуться, чтобы не выдать своего помощника противоположному партнеру. Он все чаще стал подергивать плечом, у него забегали мурашки по спине. Он уже косился взглядом в бок, но маленького мальчика не видел. Детский голос, подвел играющего вообще к той мысли, что у него начались галлюцинации и в конце концов он не выдержал. Бросив все, что держал в руке, на лодку, спрыгнул с неё и резко обернулся. Перед Гельмутом нарисовались широкие, чуть безумные карие глаза и типичное, небрежно бритое лицо цыгана лет тридцати пяти, смуглое и тонкое. Он схватил, зачем-то опять, карты одной рукой, а другой ребенка за руку и бегом поволок куда-то подальше, с глаз зевак, потому что возле лодок грянуло гулкое недоумение всем происходящим, но проигравший сразу схватился за деньги, которые у него должны были забрать, но не забрали, по праву.
Гельмут испугался не на шутку.
