с людьми как с фабричным мусором. Ко всему прочему он был настолько жесток, что окружающие в ужасе содрогались под одним только взглядом его маленьких поросячьих глазок. К своим сорока годам он сильно обрюзг, балуя себя всевозможными десертами и заморскими деликатесами, так что, когда он резко вставал со своего широкого резного кресла, все швы на его жилете зловеще трещали. Поговаривали даже, что один раз, когда к Питу Старшему пришёл управляющий и доложил ему плохие новости о делах фабрики, Пит в ярости вскочил на ноги, отчего одна из пуговиц, не выдержав натиска его необъятного живота, со свистом вылетела из петельки и угодила бедняге управляющему прямо в глаз, сделав его навсегда одноглазым. Действительно, управляющий ходил с чёрной повязкой на правом глазу. Сам он утверждал, что его лягнула лошадь, пока он подковывал её задние копыта. Правды никто не знал, но, когда Пит Старший делал резкие движения, все в страхе старались держаться от него подальше.
Хозяин гордился не только своей фабрикой. У него было ещё одно сокровище, которым он дорожил, пожалуй, даже больше своих денег в чугунном сейфе, – его сын, Пит Младший. Отец в нём души не чаял. Все в городе удивлялись: какой злой и жестокий Пит Старший по отношению к рабочим, но какой нежный и любящий по отношению к сыну. Внешне Пит совсем не походил на отца: он был худощавым курносым мальчишкой с непослушной прядью чёрных волос, которая, сколько бы её ни приглаживали помадой, упрямо торчала задорным хохолком на затылке. Широко распахнутые карие глаза с озорством разглядывали окружающий мир, а ухмылка никогда не покидала его усыпанное веснушками лицо. Единственное, что передалось Питу от отца, – это сложный диктаторский характер, повергавший остальных в трепет от одной только мысли доставить неудовольствие сыну столь влиятельного фабриканта.
Пита Младшего в городе видели нечасто: отец отправил его учиться в частную школу для отпрысков состоятельных господ и дома мальчик появлялся только на каникулах. Каждый его приезд сопровождался шалостями, а озорничал он со своими друзьями – сыновьями других богатых горожан. Всех ужасно возмущало бессовестное поведение Пита Младшего, но, так как его отца боялись больше, чем самого чёрта, никто не смел отругать несносного хулигана.
Шли дни, и наконец весна неохотно уступила место лету. Настал черёд каникул, и молчаливые проулки и тупики оглушили резкий хохот и топот шаловливых ног Пита и его компании. Сначала негодники залезли в сад тётушки Олди и сорвали все яблоки, до которых только смогли дотянуться палкой. Наевшись до отвала, мальчишки с удивлением обнаружили, что добычи осталось ещё очень много, и они не придумали ничего лучше, чем начать кидаться друг в друга яблоками, громко вопя, когда снаряд попадал и в противников, и в них самих. Мальчишкам оказалось мало сада тётушки Олди (которая, к своему счастью, в это время стирала на речке простыни и не видела страшного безобразия, творившегося возле её дома), так что они высыпали в проулок и понеслись куда глаза глядят.
Они долго бежали и неприлично громко смеялись. Возможно, они были самыми счастливыми и беззаботными людьми на всей планете, ведь ничто другое так не окрыляет, как чувство полной безнаказанности. Когда яблоки закончились, они принялись кидаться шишками, пока одна из них не угодила Питу прямо в затылок. Он взвыл от боли и злобно закричал друзьям:
– Вы чего это делаете, дурни?! Чуть полголовы мне не снесли! Ух, пожалуюсь я папе!..
– Не надо жаловаться, прости, – испугались мальчишки. Они, как и все, побаивались хозяина фабрики и его сына. А Пит Младший, пользуясь своим авторитетом в глазах товарищей, не только всегда сам решал, когда начать и закончить игру, но и сам устанавливал правила этих игр.
Пит ещё чесал ушибленный затылок, как вдруг один из мальчишек, оглядываясь по сторонам, удивлённо спросил:
– А где это мы?
Все остальные тоже начали озираться. Надо сказать, что дети – удивительные существа. Они способны целиком и полностью погружаться в игру и совершенно не замечать того, что происходит вокруг на самом деле. Словно заворожённые, они могут размахивать обыкновенной палкой (вернее, для взрослых это обыкновенная палка, однако в глазах детей – это смертоносное оружие, самая тонкая турецкая сабля-кылыч с изящной изогнутой рукоятью), представляя, как побеждают невидимого противника. Так и наши мальчишки, заигравшись, сами не заметили, как оказались на опушке леса. Сквозь крону сосен-великанов солнечный свет с трудом пробивался к земле, и казалось, будто бы сейчас не полдень, а сумрачный вечер.
Мальчишки часто играли в лесу, устраивая поединки на ветках (вернее, на саблях), и знали лесную чащу как свои пять пальцев. Но сегодня они стояли на совершенно незнакомой полянке. Стараясь найти хоть какой-нибудь ориентир, они побрели вглубь леса. В дуплах деревьев то и дело появлялись и тут же исчезали маленькие мордочки рыжих белок, а в густых кронах загадочно перекликались невидимые глазу птицы. В ярко-зелёной траве возвышались маленькие серые замки – муравейники, по которым вереницами бегали красные муравьи. Их укус был довольно болезненным, поэтому мальчишки старались не подходить вплотную к этим сооружениям и били их палками или закидывали шишками с безопасного расстояния.
Наконец Пит издал победоносный клич, завидев вдалеке знакомый кусочек белой стены старой мельницы, и кинулся вперёд. Остальные последовали его примеру и побежали к мельнице, соревнуясь друг с другом в скорости. Но их ждало разочарование: как только они достигли того места, где, как им померещилось, стояла белая стена, они поняли, что ошиблись, ведь это была совсем не мельница, а старинная статуя женщины, которая, словно бы застеснявшись, хотела накинуть на себя белую ткань, но застыла в движении. С её изящных рук свисала паутина, ставшая ловушкой не только для мух, но и для опавших листьев и лепестков цветов. Напротив статуи располагался странный каменный дом, поросший от старости мхом. Он слепо смотрел на мальчишек своими грязными окнами. Краска на оконных рамах потрескалась, облупилась и свисала струпьями, а дверной порог раскрошился. Пит обошёл статую и заглянул девушке в лицо (все остальные мальчишки сделали то же самое), а затем, гоготнув, замахнулся на скульптуру только что подобранной палкой и со всей силы ударил, заставив хрупкую девичью головку отлететь в сторону. Это привело мальчишек в восторг, и они начали крушить всё подряд: обломки статуи, кусты, заросшие клумбы, располагавшиеся рядом. Весёлый визг и хохот вновь зазвучали с прежней силой, раскатываясь громким эхом по всему лесу.
Питу надоела статуя, и он обратил внимание на дом, который казался необитаемым уже не один десяток лет.
