Мария Давидовна кивнула, соглашаясь с доктором.
Выйдя из поликлиники, она посмотрела на часы — до встречи со следователем оставался час. Вполне хватит времени, чтобы дойти до фонтана пешком. Она неторопливо брела по тротуару и задумчиво смотрела на окна домов. Люди продолжали жить своей жизнью, не замечая маленьких и больших трагедий, происходящих рядом с ними. Они смеялись и плакали, любили и ненавидели, создавали и разрушали, и каждый был на сто процентов уверен, что события именно его жизни самые трагичные или самые радостные, что любовь самая верная, а ненависть — праведная, что созданный дом прочен, а если он упал, то виноваты окружающие его недалекие люди.
12.
Уже смеркалось, когда мы вышли к реке. Густой еловый лес стал редеть, все реже попадались сухие поваленные деревья, под ногами мягко пружинила трава. Ручей, вдоль которого мы шли, примерно час назад внезапно исчез, причем мы это заметили не сразу. Виктор предположил, что он продолжает бежать под землей, и мы пошли дальше. Деревья внезапно расступились, и перед нами оказалась река шириной не более пяти метров. Течение несильное, берег пологий, вода чистая.
— Ну, это просто широкий ручей, — разочарованно бормочет Валентин.
Виктор, согласно кивнув, говорит:
— Странно, я, конечно, знаю далеко не все реки, но такой вроде не было в нашем районе. Может, Березовка, — предполагает он, — но она значительно севернее, километров на двести. Нет, этого не может быть. Ладно, ночуем здесь.
Виктор показывает на поросший травой берег.
— Мы с Валентином ставим палатку, а ты, Михаил, собираешь дрова и разводишь костер. Давайте шустро, пока еще светло.
Когда стемнело, всё было готово. Палатка стояла, весело трещал костер, рядом с которым лежала охапка хвороста, в котелке закипала вода. Когда Виктор протягивает мне открытую банку каши с мясом, Валентин негромко произносит недовольным голосом:
— Наши запасы пищи рассчитаны на двоих.
Виктор спокойно смотрит на него и отвечает на незаданный вопрос:
— Мы сейчас в тайге. Здесь другие законы выживания. Совсем не такие, как в городе.
— И что мы будем делать, когда еда закончится?
— Ловить рыбу, собирать грибы, — пожимает плечами Виктор, — но, думаю, до этого дело не дойдет. Скорее всего, завтра или послезавтра мы выйдем к людям. Когда вернемся ко мне на хутор, я верну тебе деньги.
— Хочешь сказать, что мы не идем на Ветлан?
— Нет.
— Почему?
— Потому что, — коротко отвечает Виктор.
Я смотрю на недовольное лицо Валентина. Отблески пламени на нем создают странную картину, словно он с трудом сдерживает рвущегося изнутри дьявола. Это впечатление длится не больше секунды, потом Валентин берет свою банку и начинает кушать.
Я думаю о своих спутниках. И если Виктор вызывает у меня уважение, то от Валентина исходит опасность. Пока не знаю какая, но мне бы не хотелось узнать об этом, когда будет поздно.
— Налей мне, пожалуйста, чай, — протягивает мне кружку Виктор.
Я, наклонив котелок, наливаю напиток в кружку. Затем говорю:
— Валентин, давай свою кружку, я сразу и тебе чай налью.
Он, глядя на меня исподлобья, передает мне кружку. Я обхватываю сосуд пальцами, как бы невзначай сжимая его пальцы. Всего лишь на короткое мгновение, которого мне вполне достаточно. Валентин отдергивает руку, словно он обжегся, прикоснувшись ко мне. Но ничего не говорит. Опустив глаза, он продолжает работать ложкой, а я спокойно наливаю чай в кружку.
Мне хватило, чтобы увидеть главное.
Опасность от Валентина исходит вполне реальная, и очень даже смертельная. Я не в первый раз сталкиваюсь с бездной в сознании, поэтому на моем лице не дрогнул ни один мускул. Думаю, я даже не мигнул, когда за доли секунды увидел картины из жизни моего временного спутника.
— На, Валентин, возьми чай, — говорю я ему и протягиваю кружку.
Теперь он берет её осторожно, стараясь не прикасаться ко мне. Не думаю, что он что-то заподозрил. Просто он знает, что я сильнее.
Мы пьем горячий чай в молчании. Виктор отрешенно смотрит на огонь. Скорее всего, он думает о том, куда завтра идти. До вчерашнего дня он был уверен, что легко ориентируется в лесу, и всегда найдет дорогу к людям.
Валентин, повернувшись к нам боком, смотрит на речную воду.
Я снова и снова прокручиваю в памяти то, что увидел, когда прикоснулся к руке Валентина. Вполне обычные для мира теней чувства, мысли и образы — обида, ненависть, зависть и ярость. Есть еще — голод и наслаждение вкусом. Страх, паника и трусость. Амбиции и чувство превосходства. Осознание своей значимости и пренебрежение.
Это всё есть почти у каждого из мира теней. Но большинство из них редко выпускает дьявола на свободу, если выпускает вообще. Валентин открыл клетку и освободил своё сознание. И сделал он это не по своей воле.
13.
Мария Давидовна пришла к фонтану на площади перед Драматическим театром на пять минут раньше. Посмотрев по сторонам, она не нашла следователя и села на лавку. На пустом пространстве по ровному асфальту катались на роликах молодые люди. Девушка счастливо рассмеялась, когда парень догнал её и, обхватив за талию, приподнял. На соседней скамье сидела женщина, которая одной рукой держала книгу, а другой качала коляску с маленьким ребенком. Группа парней, сидевших на дальнем краю фонтана, пили пиво и громко говорили, перемежая свою речь нецензурными выражениями. Порыв ветра принес острый запах мочи. Мария Давидовна непроизвольно повернула голову и увидела грязного с отекшим лицом бомжа, который нетвердой походкой проходил мимо.
— Здравствуйте, Мария Давидовна, — услышала она голос Ильюшенкова, и от неожиданности, вздрогнула.
— Здравствуйте. Вы меня напугали, — сказала она.
Капитан улыбнулся:
— Извините, не хотел. Так о чем мы с вами будем говорить?
Ильюшенков сел на скамью и с интересом стал смотреть на собеседницу.
— Я не верю, что Ахтин мертв. Расскажите мне, пожалуйста, что вы видели, когда он утонул в болоте.
Мария Давидовна произнесла заранее заготовленную фразу уверенным голосом.
Ильюшенков прищурил глаза и подозрительно спросил:
— Откуда такая уверенность? Он уже к вам приходил? Когда вы встречались с ним?
— Нет, — отмахнулась от подозрений Мария Давидовна, — в последний раз я его видела в июле. Давайте, вы расскажете о том, что случилось на болоте, а потом я выскажу свои предположения.
— Ладно, давайте, — хмыкнул капитан, откинулся на спинку скамьи и начал рассказывать, — нас было четверо, если не считать собаку. Лейтенант, сержант-кинолог, рядовой и я. Мы почти догнали его. Если бы не болото, то он от нас не ушел бы. Когда я его увидел, он шел через трясину и был достаточно далеко. Мои спутники отказались продолжать погоню, и мы решили вызвать по рации вертолет. Болото было огромное, он бы не смог преодолеть его. Мы бы его легко взяли сверху. Но, — Ильюшенков поднял указательный палец, — неожиданно Ахтин исчез. Вот я вижу, как он передвигается по пояс в трясине, — капитан показал открытую ладонь и затем резко повернул её тыльной стороной, — а вот его нет. Просто исчез, и всё. Затем через час прилетел вертолет, и мы еще около часа кружили над болотом, но — ни Ахтина, ни каких-либо его следов не нашли.
— Ваши спутники тоже видели, как он исчез?
Ильюшенков на мгновение смутился.
— Ну, если честно, то — нет. Лейтенант в рапорте написал, что тоже видел, как утонул Ахтин, но я думаю, что он это сделал, потому что ему было всё равно.
— То есть видели только вы?
— Да. Я видел, как он исчез, и никакого другого логического объяснения, кроме того, что Ахтин утонул, нет.
Мария Давидовна улыбнулась.
— И чему это вы радуетесь? — спросил следователь.
— Мне кажется, что Парашистай снова вас обманул.
— Как? Объясните, каким образом он это сделал?
— Не знаю, — помотала головой Мария Давидовна, — но думаю, что и вы иногда так думаете. Если бы был жив Вилентьев, то он бы перерыл всё болото, пока бы не нашел труп Ахтина. А если бы это не получилось, то он бы ни за что не согласился с тем, что Ахтин мертв.
— И всё-таки, — пристально глядя в глаза доктору Гринберг, повторил капитан, — у вас есть какие-то мысли о том, как он это сделал?
Мария Давидовна повернула голову и, глядя на счастливую пару на роликах, тихо сказала:
— Однажды Ахтин мне сказал, что он — Бог.
— Как вы сказали? Бог?
— Да. Я не поверила тогда, не верю в это и сейчас. Но, — она замолчала на мгновение, словно не знала, как объяснить словами свои мысли, — у него есть необычные способности.
— Вы хотите сказать, что у него были необычные способности? — акцентируя слово «были», переспросил Ильюшенков.
Мария Давидовна, словно не слыша собеседника, продолжала говорить, изредка прерываясь, словно собираясь с мыслями:
