– Не знаю… - Афиноген пожал плечами: - Нас, милый, и на сто засад не хватит. А ежели делать, как учит твой Кузьмичев, - тысячу засад надо делать… Он кто такой, этот Кузьмичев?
– Есть там… один, - Коля не захотел продолжать разговор, стало обидно за своих. - Ладно. Ты лучше придумал, согласен. Хотя выдали блатным служебную тайну.
– Тю! - махнул рукой Афиноген. - Секрет полишинеля! Все блатные давно все знают, а кто сегодня не узнал - завтра будет знать, у них, милый, почта не хуже государственной, только по их почте весть о поступке Кутькова идет как романтика, а с наших слов им другая суть откроется!
– Слушай, - Коля с уважением посмотрел на Афиногена. - Все хотел тебя спросить: откуда ты столько слов ученых знаешь, не хуже Никиты моего, из Питера. Да ведь тот - бывший студент, - а ты - из рабоче-крестьян, а?
– Книжки читай - и ты будешь знать, - сказал Никифоров. - Вот, к примеру, что это за дом? - Никифоров показал на витиевато украшенное здание. - Либерти называется, выражает модерн буржуазной культуры. Самое большое буржуазное достижение, если по-русски сказать… У меня мечта есть. Сдам когда-нибудь свой браунинг и буду строить дома… Как это, Афиноген?
– Проектировать, - сказал Афиноген.
– Во! - кивнул Никифоров. - Хочешь, нарисую тебе собственный дом в три этажа с ванной и этим… унитазом?
– Ему не надо. У них в деревне избы. Зачем ему твой коттедж? - засмеялся Афиноген.
– Правильно, коттедж, - согласился Никифоров. - Но ты, Афиноген, неправ. Придет время, и у каждого будет коттедж, ванна и этот… унитаз… А вообще-то, братцы, не это в жизни главное.
Чуть в стороне горел костер. Группа парней и девушек разбирала мерзлую мостовую. Афиноген помахал им рукой, спросил:
– Привет… Чего это вы? Трудповинность отбываете? Буржуазные дети, что ли?
– Сам ты оттуда… - девушка откинула с потного лба прядь волос. - Берите лопаты да помогайте! Сытые, больно хорошо выглядите… Здесь, между прочим, детей рожают, - она кивнула на кирпичное здание с надписью "Больница". - А водопровод лопнул.
– Оно, конечно, - кивнул Никифоров. - Только у нас, девушка, своя работа.
– Вижу… - Она окинула его презрительным взглядом. - По улицам шляться - вот твоя работа.
– Шустрая ты, - улыбнулся Афииоген. - Ладно, бывай.
Из парадного с воплем выскочила пожилая женщина. Срывая голос, она выкрикивала только одно слово:
– Убили! Уби-и-или!!!
Афиноген выдернул из-за пояса наган:
– Кого убили? Где?!
Женщина остановилась, посмотрела на Афиногена дикими глазами.
– Да вы не пугайтесь, - успокоил Коля. - Мы из МУРа…
Девушка, оставив работу, подошла вплотную к Коле и Афиногену:
– Извините, ребята. Не то о вас подумала… Женщина, да вы успокойтесь! Объясните толком, что, где?
– Там… - она вытянула руку в сторону подъезда. - Там…
– За мной! - Никифоров побежал.
Влетели в парадное. В углу, на батарее парового отопления, висел человек. Никифоров подошел ближе и тихо вскрикнул: это была Таня.
– Чего же она, - убито сказал Никифоров.
– Да не сама она, - поморщился Коля и снял с груди Тани визитную карточку, приколотую булавкой: "Берендей Васильевич Кутьков, вор в законе", - прочитал он вслух.
– Виноват я, - горько прошептал Никифоров. - Не надо было ее отпускать… Ох, не надо!
– Наступает нам на пятки Берендей, - сказал Афииоген. - Крепко наступает.
Маша Вентулова, восемнадцатилетняя выпускница Смольного института, дочь отставного полковника, сгинувшего где-то на фронтах гражданской войны, в дом профессора Жичигина попала случайно. Осенью 18-го она решила пробиться в Новороссийск к родственникам отца. Маша уехала из Петрограда голодная, раздетая, с узелком в руках. В Москве, на Петроградском вокзале, к ней привязались блатные - хотели отобрать узелок и изнасиловать. Откуда-то появился высокий старик лет 60, с эспаньолкой, в шапке-боярке, с тростью в руках, что-то сказал блатным, и те исчезли, словно их никогда и не было… Спаситель представился, назвался профессором Московского императорского университета Аристархом Николаевичем Жичигиным, "бывшим, к сожалению…", - добавил он с грустной усмешкой. Выяснилось, что жене Жичигина Галине Николаевне, даме в возрасте, давно хотелось обзавестить девушкой-компаньонкой, другом семьи, утешительницей в дни печали… "Вас сам бог послал, Машенька… - со слезами на глазах сказал Жичигин. - Наша встреча не случайна, она предопределена". Маша по молодости и отсутствию жизненного опыта мистическую тираду Жичигина пропустила мимо ушей и сразу согласилась. Приехав в дом и увидев солидную, со вкусом обставленную квартиру профессора, познакомившись с Галиной Николаевной, Маша прониклась к чете Жичигиных доверием и уважением, а самое главное, - горячая благодарность переполняла Машу. Она была готова сделать для Жичигиных буквально все! Но ее ни о чем не просили. И, больше того, сразу же приняли как равную. Вместе обедали, завтракали, ужинали.
У Маши была своя комната. Иногда Галина Николаевна просила ее почитать вслух книгу или сыграть на рояле Лунную сонату Бетховена. Маша охотно играла, и Галина Николаевна тихо плакала, вытирая слезы кружевным платочком. "А я терпеть не могу Бетховена, - заметил как-то профессор. - По-моему, эта музыка чересчур воздействует на совесть…" Маша удивилась, но вопросов задавать не стала. Мало ли кто и как воспринимает музыку… Однако с нового, 1919 года Жичигин резко переменился. Он стал раздражительным, все чаще по поводу и без повода вступал в пререкания с женой, а однажды Маша услышала, как профессор обругал ее площадными словами. Маша вспылила, наговорила ему кучу дерзостей, а он в ответ неловко обнял ее, ничего не ожидавшую, и поцеловал в губы. Маша убежала и долго рыдала у себя в комнате. С тех пор и началось… Не проходило дня и даже часа, чтобы Аристарх Николаевич не пытался поймать ее в коридоре, обнять. Маша совсем было решила уйти от Жичигина, но однажды вечером, укладывая в баул несложные свои пожитки, вдруг задумалась: куда? Куда она, одинокая, слабая, запуганная, уйдет?
Маша вышла в гостиную, села к роялю. Не игралось, и Маша просто сидела, опустив тяжелую голову на ладони. Горели свечи. Неслышно подкрался Жичигин, нежно погладил по голове. Маша вскрикнула, вскочила.
– Тише… - Аристарх приложил палец к губам… - Жена в ванной, я не хочу, чтобы она слышала…
– Я стану кричать! - сказала Маша. - Уходите!
– Сначала выслушайте… - Аристарх Николаевич дрожал, на лбу у него выступили мелкие капельки пота. - Я - ваша судьба, Маша… Что вы одна в этом мире? Без средств, без защиты?
Маша хотела убежать, но он схватил ее за руку:
– Вот, вот здесь, смотри!
Он подтащил ее к аквариуму, сказал, задыхаясь:
– Ты думаешь, это так, рыбки… Не-ет! Здесь второе дно. Под песком! Никто и никогда не догадается!
Маша невольно посмотрела на аквариум, и ободренный Жичигин продолжал:
– Здесь миллион! В английских фунтах! Он твой, Маша! Я старый селадон и дурак, мне стыдно, я сед, я немощен, но я люблю тебя, люблю, ну что же я могу с этим поделать… - он истерически зарыдал, а Маша ошеломленно смотрела на него, пораженная этим признанием.
– … Мы уедем… - шептал Аристарх Николаевич, - далеко, за границу, в Монте-Карло… Подальше от этой вонючей страны с ее пьянством, горлопанством и революциями! Мы купим виллу…
– Откуда у вас эти деньги? - вдруг спросила Маша. - Она не хотела спрашивать. Ни ее воспитание, ни убеждения не позволяли ей задавать такой вопрос, но сумма была так огромна, а Жичигин всегда был так подчеркнуто скромен в средствах и высказываниях о деньгах, что любопытство пересилило, и Маша спросила.
– Я мог бы вам наврать, - сказал Аристарх Николаевич трагическим голосом. - Но я слишком верю вам и слишком вас люблю. Эти деньги, правда, с моего ведома, спрятал здесь один… человек… Он - подлец, каких свет не видывал. Взяв их, мы не ограбим его, Маша… Мы только восстановим справедливость!
– Вы жалкий и подлый человечишка! - сказала Маша.
– К тому же еще - негодяй и клятвопреступник! - из-за портьеры вышла Галина Николаевна и отвесила Жичигину довольно увесистую пощечину. Аристарх Николаевич закрыл лицо руками и застонал - то ли от того, что все планы лопнули, как мыльный пузырь, то ли от бессильной ярости.
Кто-то позвонил в дверь. Галина Николаевна ушла в коридор и тут же возвратилась с низкорослым мужчиной в барашковой шапке.
– Вот, к тебе господин, - сказала Галина Николаевна.
– Кутьков, - осклабился Берендей. - Здравствуйте, барышня, - поздоровался он с Машей. - А у меня к тебе разговор, Аристарх.
– Галя… - страдальчески сморщился Аристарх. - И вы, Маша… Оставьте нас…
– Зачем же, - Берендей отодвинул стул и сел. - У нас, Аристарх, ни от кого секретов нет… Знаешь, зачем пришел?
– Помилуй бог! - Жичигин взмахнул руками. - Даже не догадываюсь!
– Представь же меня дамам, - сказал Кутьков. - Будь вежлив.
– Это, - Аристарх поджал губы. - Это - знакомый… Он работал… В общем, мы знакомы по университету.
