было предостаточно на достойную жизнь молодых людей месяца на три. Они ездили по разным адресам, где Светлана надеялась устроиться преподавателем языков в богатых семьях для детей. Ей, почему то важно было взять себе только утренний график оказания своих услуг, так как к вечеру они садились заниматься с Анни языком и еще позже, к ним чаще всего приходили молодые люди, с которыми Светлана обсуждала какие-то организационные вопросы, они изучали странные книги, беседовали, спорили, а в выходные дни Светлана пропадала совсем на целый день и на вопрос Анни, где она бывает, сказала, что занимается обучением грамоте детей рабочих в воскресной школе. Для Анни это была новость, так как о воскресных школах она у себя на родине не слышала.
Григорий принес в дом и поставил в чулан огромную канистру керосина, так как он у них очень быстро расходовался. Светлана отливала в выходной керосин в бутылку и забирала с собой. А по вечерам, когда к ним приходило много молодых людей, жглось сразу несколько ламп, чтобы было светлее. Камин растапливали редко, когда было прохладнее всего и Светлана заметила, что время камина еще не наступило. Придет зима и они им будут пользоваться очень часто.
Изучение русского языка пошло настолько быстрыми темпами, потому что Анни очутилась в русском обществе. Медленно, но терпеливо с ней старался общаться Григорий, чаще жестикулируя и помогая в объяснении некоторых вещей руками, иногда он их просто показывал. Анни могла уже довольно сносно обходиться без переводчика, если с ней разговаривали в медленном темпе, и грамотно отвечать. Быстрее всего она адаптировалась, конечно же, к речи Григория, Светланы и Глафиры. Григорий брался возить её по городу и знакомить с его достопримечательностью. И, Светлана, оказалась права, когда сказала, что Санкт-Петербург еще удивит её. Ей показали разводные мосты и это было незабываемо! Впечатлил и Зимний дворец, Петергоф с его фонтанами. И сейчас у Анни твердо сформировалось убеждение, что ради такого зрелища, ей стоило проделать настолько долгий путь. Но, северная столица— это город контрастов. Прогуливаясь по его романтическим и изысканным паркам, она не могла понять, как он мог потом поворачиваться словно спиной и показывая свою тыльную сторону, быть настолько обезображенным. Обшарпанные дома с их дворовой стороны, узкие оконные проемы, серость, зловонность и нечистотность. И при приближении зимы, световой день становился слишком коротким, лили дожди и слякоть, и унылость, словно пробирались в сердце, и оно начинало заболевать ностальгией по родине, по друзьям, которых она там оставила, по князю Войцеховскому, мысли о котором так часто её посещали и она их гнала, гнала и гнала, но не получалось. Видя на улице извозчиков и встречая коней, такой же масти как у Ангела, у неё зазывало сердце щемящей тоской. Она плакала. Она очень часто плакала по ночам в подушку, и никто не знал. Ей иногда казалось, что жизнь её пошла под откос и ничего уже светлого и радостного в ней не будет. Что, может быть в этой жизни, чтобы испытать счастье и удовлетворение от жизни нужно быть эгоистичнее. Может ей стоило бы довольствоваться стать любовницей Войцеховского и по крайней мере, хотя бы наслаждаться плотскими удовольствиями. Она безудержно скучала по своему сыну и эта боль при воспоминании о нем ничуть не становилась дальше и слабея. На улице, встречая маленьких детей, держащихся за руки своих родителей, она провожала взглядом и завидовала этим мамам и папам, только лишь за одну эту возможность, держать в своих ладонях маленькую, родную ладошку, иметь счастье погладить по волосикам, поцеловать, обнять.
А однажды её накапливавшиеся эмоции скрытой печали и сдерживаемой боли выплеснулись наружу. Она вот так засмотрелась, обернувшись вслед прошедшей мимо неё, через дорогу, женщины с мальчиком, лет шести-семи и чуть не попала под колеса извозчика. Он громко и грубо выругался, так как еле успел сдержать коней. Ему пришлось быстро спрыгнуть на мостовую, так как у Анни от ужаса просто превозобладала реакция ступора. Еще что-то ворчливо выкрикивая, он в недоумении от её нелепого объяснения, подошел к ней вплотную и протянул свою руку, чтобы она смогла опереться на неё. Так как по ней сразу видно было, что это дама из высшего общества, он приложил все усилия, чтобы обойтись с ней почтительно, хотя глаза его и бросали грозные стрелы.
Анни со слезами на глазах, обернулась к нему и посмотрела с испугом, она даже подумала, что сейчас получит огромную оплеуху, но… когда их взгляды встретились, все произошло с точностью да наоборот. Его обветренное, широкое и простое лицо вдруг стало добрым и удивленным. Он не понимал причины её слез. И потом, она совершенно далека была в этот момент демонстрировать простому мужику «даму из высшего общества». Её взгляд был как затравленного зверька, и он это прочел в одно мгновение.
— Дамочка. Вы чего тут встали на дороге? Смотрите, здесь же столько экипажей ездит! Движение то какое! А вы стоите? Что с вами? — и его громкие и грозные нотки в голосе исчезли и стали такими участливыми и заботливыми.
Анни в знак согласия качнула головой и попыталась сориентироваться, куда же ей сейчас податься. Что-то она уже даже и цель своего выхода в город забыла. Смахнув слезы со щек и сама в душе удивляясь, своим непрошенным слезам, осмотрелась вокруг, дернулась в одну сторону, потом в другую и снова здесь она услышала этот сильный, но такой участливый голос:
— Простите, госпожа, но вы себя хорошо чувствуете?
Она смутно что-то поняла из всего, что он ей сказал и скорее на уровне чувств и ответила ему на ломаном русском языке.
— Простите. Я растерялась.
— О… так вы не русская, мадам. Плохо говорите по-русски. Чем я могу помочь?
И она попыталась объяснить ему, что просто идет домой.
— А где же ваш дом?
Анни вопрос поняла.
— Улица Чайковского.
— Так, госпожа. Вы же находитесь на ней. А какой ваш дом?
— Простите меня. Я вас утруждаю — и это слово в произношении далось ей труднее всего. — Дом 10. Я уже дома.
И когда она пришла домой, первым ей на встречу вышел Григорий и стал помогать раздеваться. Светлана с кем-то беседовала, в глубине гостиной, и Анни быстро прошмыгнула к себе в комнату, потому что её сердце раздирали
