Он зловеще усмехнулся, приподняв на мгновение свои толстые веки и кинув на путников мрачный взгляд.
— Ты считаешься мудрым, мой друг Злоречив, и, без сомнения, ты надёжная опора твоего хозяина, — мягко ответил Гэндальф. — Тем не менее, человек может принести дурные вести двумя путями. Он может быть носителем зла, а может предоставить всему идти своим чередом и прийти только с предложением помощи в час нужды.
— Это так, — сказал Злоречив. — Но есть и третий сорт: подбиратель костей, надоеда, вмешивающийся в печали других, стервятник, нагуливающий жир на войне. Какую помощь ты когда-либо оказывал, Каркающий Ворон? И какую помощь ты предложишь теперь? Это мы оказали тебе помощь, которую ты искал, когда последний раз был здесь. Тогда мой господин приказал тебе выбрать лошадь, какую пожелаешь, и убраться прочь, и в своей наглости ты к общему удивлению остановился на Тенегоне. Мой господин был тяжко огорчён, и всё же казалось, что такая цена за то, чтобы поскорее избавиться от тебя, не слишком высока. Я полагаю, что то же самое повторится ещё раз: ты скорее хочешь найти помощь, чем оказать её. Ты привёл людей? Ты доставил сюда лошадей, мечи, копья? Это я назвал бы помощью, это было бы достойно нашей благодарности. Но кто те, что следуют за тобой? Три оборванных бродяги в сером, и ты сам, наиболее похожий на нищего из всех четырёх!
— В последнее время твой двор несколько потерял в учтивости, Теоден, сын Тенгеля, — отозвался Гэндальф. — Разве гонец из твоей стражи не сообщил имена моих спутников? Нечасто кому-либо из владык Рохана доводилось принимать трёх таких гостей. Оружие, которое они сложили у твоих дверей, лучше, чем множество смертных воинов, пусть даже самых могучих. Серы их одеяния, ибо эльфы одели их, и в них прошли они сквозь мрак великих опасностей, чтобы появиться у тебя в замке.
— Так значит вы правда, как сообщил Эомир, в союзе с Чародейкой из Золотого Леса? — спросил Злоречив. — В этом нет ничего удивительного: вечно ткалась в Заповедье паутина обмана.
Гимли шагнул было вперёд, но внезапно почувствовал, что рука Гэндальфа схватила его за плечо, и он остановился, застыв, как камень.
В Заповедье, что эльфы зовут Лориэн,Редко ступала нога людей.Сиял немногим смертным глазамВечный ласковый свет, струящийся там.Галадриэль! Галадриэль!Светла вода в твоей чаше досель,И белая держит рука звезду,И девственный свет озаряет листву.Заповедье, что эльфы зовут Лориэн,Прекрасней, чем грёзы смертных людей.
Так Гэндальф тихо пропел, а затем внезапно изменился. Откинув в сторону свой рваный плащ, он выпрямился, перестал опираться на свой посох и заговорил ясным холодным голосом:
— Мудрый говорит лишь о том, что он знает, Грима, сын Галмода. Ты стал безмозглым червём. Поэтому молчи и держи свой раздвоенный язык за зубами. Я не для того прошёл через огонь и смерть, чтобы препираться с прислужником до тех пор, пока не грянет гром.
Маг поднял свой посох. Раздался удар грома. Солнечный свет исчез из восточных окон, весь зал погрузился внезапно в ночную тьму. Огонь упал к тускло тлеющим углям. Лишь Гэндальф был виден, стоящий перед почерневшим очагом, высокий и белый.
Во мраке раздалось шипение Злоречива:
— Разве я не советовал вам, господин, запретить его посох? Этот идиот Хама предал нас!
Полыхнуло, словно молния расколола крышу. Затем всё стихло. Злоречив растянулся ничком.
— А теперь, Теоден, сын Тенгеля, будешь ли ты слушать меня? — произнёс Гэндальф. — Попросишь помощи? — Он поднял свой посох и указал на высокое окно. Казалось, что мгла в этом месте рассеялась, и сквозь проём можно было увидеть вдали и в вышине кусочек сияющего неба. — Не всё настолько темно. Сохраняй мужество, герцог Ристании, так как лучшей помощи тебе не найти. Никакого совета не могу дать я тем, кто отчаялся. Но всё же я могу дать совет, и мне есть, что сказать тебе. Выслушаешь ли ты мои слова? Они не для всех ушей. Выйди из своих дверей и оглянись вокруг. Слишком долго сидел ты во мраке, доверяя искажённым рассказам и нечистым побуждениям.
Теоден медленно оставил свой трон. В зал снова возвратился неяркий свет. Женщина, поспешно подойдя к герцогу, поддержала его под локоть; старик неуверенными шагами спустился с возвышения и тихо пошёл через зал. Злоречив остался лежать на полу. Они приблизились к дверям, и Гэндальф постучал.
— Откройте! — крикнул он. — Герцог Ристании выходит!
Двери распахнулись, и внутрь ворвался свежий воздух. Ветер обдувал холм.
— Вели твоей страже спуститься к подножию лестницы, — сказал Гэндальф. — А вы, госпожа, оставьте его со мной ненадолго. Я позабочусь о нём.
— Ступай, Эовин, племянница, — сказал старый герцог. — Время страха прошло.
Женщина повернулась и медленно вошла в дом. В дверях она обернулась и посмотрела назад. Серьёзен и задумчив был её быстрый взгляд, когда она оглянулась на герцога с холодным сожалением в глазах. Прекрасным и благородным было её лицо, а длинные волосы походили на потоки золота. Она была стройной и высокой, в белом платье с серебряным поясом, но казалась строгой и суровой, как сталь: дочь королей. Такой Арагорн впервые увидел при ясном дневном свете Эовин, госпожу Ристании, и обратил внимание на её красоту, холодную девическую красоту, подобную утру ранней весны. И она внезапно обратила внимание на него: высокого наследника королей, умудрённого годами, одетого в серый плащ, скрывающего могущество, которое она всё же чувствовала в нём. На мгновение она застыла, как статуя, затем быстро повернулась и ушла.
— Теперь, герцог, — сказал Гэндальф, — посмотри на свою страну! Вдохни вновь свежий воздух!
С крыльца на высокой террасе перед ними открывались за рекой зелёные степи Ристании, теряющиеся вдалеке в серой дымке. Завесы косого дождя струились вниз. Небо над ними и к западу ещё темнело грозовыми тучами, и вдали над невидимыми вершинами холмов ещё сверкали молнии, но ветер дул с севера, и гроза, пришедшая с востока, уже удалялась, сносилась на юг, к морю. Внезапно сквозь разрыв в тучах позади них пробились солнечные лучи, блистающие, как серебро, и река вдалеке замерцала, словно хрусталь.
— Здесь не так уж и темно, — произнёс Теоден.
— Да, — сказал Гэндальф. — И года не так уж и тяжело лежат на твоих плечах, как ты привык думать. Брось свою палку!
Чёрный посох выпал из герцогских рук и стукнул о камни. Он распрямился, медленно, как человек, который окостенел после того, как долго склонялся над монотонной и нудной работой. Теперь он стоял высокий и прямой, и его глаза, когда он взглянул в чистое небо, засинели.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
