Сильверио захотел квартиру в центре. Деньги – не проблема.
Неизвестно, кто свел его с Ирой. Известно, что Ира продал свою квартиру и вмиг разбогател. Он купил себе другую квартиру – в Крылатском, с видом на водоканал. С обширным балконом.
Если утром выйти на балкон – над головой окажется синее небо, в небе светящаяся дырка – солнце, а внизу сверкающая водная гладь плюс спортивные соревнования. Лодки устремлялись вперед. Гребцы синхронно взмахивали веслами, превратившись в одно.
Ира смотрел, и ему тоже хотелось куда-то устремляться и побеждать.
Он вложил деньги в дело – какое именно, не знаю. Знаю только, что он обзавелся «крышей». Крышевали его цыгане. Он внушал им уважение своим дипломом кинорежиссера, своей затрудненной речью и отсутствием золотых зубов. Другой человек.
Сильверио в течение трех дней обставил свою новую квартиру: белые поверхности, хрусталь, прозрачность. Главная задача – не съедать мебелью пространство. Квартира засияла, как невеста. Она как будто обрадовалась.
Ира тоже был доволен. Он купил кошелек и клал в него деньги мелкими пачками. Толщину пачек определял на глаз.
Он никогда не знал, сколько у него в кошельке денег. Зачем? Кончатся – положит новые.
В один из дней Ира приехал ко мне. Решил вернуть долг – те самые четыреста рублей, которые он занял при социализме. Раньше это была двухмесячная зарплата кандидата наук, сейчас на эти деньги можно было купить два килограмма мяса для собаки. Но ведь дело не в деньгах. Главное – жест. Взял – отдал. Больше ничего не должен.
Ира вошел в калитку. За воротами поблескивал черный «мерседес».
Ира по-прежнему ел мало. Без аппетита.
– А с кредиторами ты рассчитался? – спросила я.
– Обойдутся, – ответил он брезгливо.
Это был другой Ира. Бытие определяло сознание.
Кредиторы – люди второго сорта. Что-то требовали, копошились. Ира предпочитал спокойствие.
– Какие у тебя планы? – поинтересовалась я.
– В Уругвай поеду.
– Зачем?
– Раков выращивать. И черную икру.
– Вне осетров? – удивилась я. Решила, что черную икру можно выращивать искусственно.
– В осетрах, – мрачно уточнил Ира.
– А зачем тебе это все?
– Прибыль.
– А как же твои идеалы? – напомнила я.
– Чего? – Ира перестал жевать.
– Ну… Кино. Самоусовершенствование.
– Срал, – коротко ответил Ира.
Была одна жизнь. Она кончилась, как война. Теперь другая. Зачем сравнивать?
– А помнишь, я тебе говорила: продай квартиру. А ты упирался.
– Если ты умеешь давать советы, дай их себе.
– Что ты хочешь сказать? – насторожилась я.
– Ничего. Если тебе все нравится…
Моя жизнь на фоне его возможностей выглядела жалкой. И еще, скорее всего, он не простил мне своих унижений.
– Мне все нравится, – сказала я.
И это правда. Я не хотела другой профессии, других детей, других друзей. И других денег я бы тоже не хотела. Есть деньги большие, а есть хорошие. У меня были хорошие деньги.
Через час Ира поднялся.
Я пошла проводить его к калитке. Я знала, что мы больше не увидимся. Победители не любят свидетелей прошлого.
Ангел-хранитель
Повесть
Жили-были Валентин и Валентина. Валя и Валик. Сначала жили в разных местах, Валентина в Киеве, а Валик в Одессе. Потом они поступили в Московский университет на физтех или физмех – в общем, что-то сложное, недоступное гуманитариям. Но Валя и Валик – прирожденные технари. Они не понимали: зачем кувыркаться в словах, когда есть цифры.
Цифры – это шифр мироздания. Цифры – это база. А слова – надстройка. Способ общения, не более того.
Впервые они увидели друг друга в университетской столовой. Валентин сидел за столиком и ел сосиски с хлебом и горчицей, а Валентина стояла в очереди к буфетчице и изнемогала от голода.
Валик посмотрел на Валентину, и его прожгло предчувствие: «Вот на ней я женюсь».
Откуда берется предчувствие? Может быть, вся жизнь уже расписана в книге судеб и человеку дано заглянуть на несколько страниц вперед…
«Вот на ней я женюсь», – решил Валик, глотая сосиску. Откуда такая самоуверенность – неясно. Валик – страшок американский, как его дразнили в детстве. Но он даже не американский – просто страшок: тощий, прыщавый, вихрастый. Правда, умный – что есть, то есть. И остроумный – это особое качество ума. И обаятельный – а это уже талант души. И смешной. Там, где Валик, всегда весело, всегда взрывы хохота.
Бывают люди красивые, но не обаятельные. Значит, душевно бездарные, одна оболочка. К оболочке скоро привыкаешь и не замечаешь, а обаяние побеждает все, даже прыщи и кривые зубы.
Валентина – как кукла из дорогого магазина: блондинка с голубыми глазами, высокая, стройная, зубы – чистый жемчуг. О такой мечтают все и вся: военные и штатские, ученые и спортсмены, старики и старшеклассники, артисты и водопроводчики. Пур ту, как говорят французы. Для всех.
Когда Валик сунулся в ее пространство, стал подбивать к ней клинья, Валентина даже не повела глазом в его сторону. Просто удивилась нахальству и самоуверенности этого шибздика – так называли невзрачных парней в ее родном городе Киеве. Но через неделю она отдалась ему в съемной комнате на узком диване, который не раскладывался. Напор, остроумие и обаяние плюс зов судьбы смели все преграды. Крепость была взята.
Ощутив ее тепло и аромат девичьего цветения, Валик захотел немедленно жениться – закрепить за собой эту красоту, эту теплоту и это счастье.
Валентина, между прочим, училась блестяще, получала повышенную стипендию, была далеко не дура. Такое сочетание: ум и красота – поди поищи. А Валентин нашел. И тут же написал письмо родителям.
В Москву приехал папаша Валентина. У него было две задачи: повидать сына и отговорить его от необдуманного шага. Кто женится в восемнадцать лет и после двух недель знакомства? Надо хотя бы окончить университет, стать на ноги и заодно проверить свои чувства.
Валентин объяснил отцу, что невесту перехватят. Надо именно торопиться.
Папаша решил поговорить с невестой. Он спросил:
– К чему такая спешка?
– Я далеко живу, – объяснила Валентина.
Она снимала комнату в противоположном конце Москвы.
– И что? – не понял папаша.
– Валику придется каждый день меня провожать. А это два часа в один конец. И два часа обратно.
Валентина посмотрела на папашу чистым взором и могла показаться круглой дурой, если бы не повышенная стипендия.
Папаша понял, что разговаривать бесполезно. Они не думают ни о чем, кроме того, как бы скорее рухнуть на любое ложе и оказаться в объятиях друг друга. Их было не растащить даже бульдозером, не то что словами и нравоучениями.
Папаша уехал. Родители прислали на свадьбу две корзины с одесского привоза: домашнюю колбасу и сало, тоже домашнее. Передали с поездом.
Через год родился ребенок – вылитый Валик. Чего боялись, то случилось. Но обошлось. Ребенок хорошел с каждым днем и вырулил в красавца.
Валентина крутилась как белка в колесе, но учебу не бросала. Закончила вовремя и с красным дипломом. Одни пятерки.
Денег не хватало. Валентин пошел подрабатывать на стройку. Сначала был разнорабочим, таскал арматуру. Потом постепенно стал прорабом. Его слушались и уважали. Прирожденный вожак.
Когда уважают работяги – это признак качества. Значит, есть в человеке прочная сердцевина и совесть есть. А совесть – признак Бога.
Валик прикипел к стройке. И остался.
Построить дом – то же самое, что написать книгу или снять фильм. Каждый день продвигаешься вперед, и в конце концов, через год или два, налицо результат: дом под крышей. Это не то что КБ (конструкторское бюро) или НИИ (научно-исследовательский институт), где работа идет по принципу: пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что.
У Валика была постоянная строительная бригада. Каждый человек – на вес золота. Он отбирал по крупице, как на золотых приисках. Отсеивал мусор. А человеческого мусора тоже достаточно: пьют, халтурят, воруют. Но в основном, конечно, пьют. Зависят от бутылки. А с зависимым человеком невозможно иметь дело. Получается, что ты тоже зависишь от его бутылки.
Родители Валика сходили с ума. Они рассчитывали, что Валик станет большим ученым, а он подался в работяги. Перед соседями неудобно.
Валик заматерел, перестал быть тощим. Превратился в широкоплечего и сильного. От него за версту тянуло мужиком.
Валентина гордилась мужем. Родила второго ребенка, мальчика. Куда денешься, если любовь.
Валентина не менялась внешне. Как была кукла, так и осталась. Она за собой следила. Ела мало, только чтобы не умереть с голоду. Не потому что нечего. Деньги были. Форма и содержание – вот что важно женщине. Содержание незаметно, но форма… Форма требует жертв и воздержания.
Валентине не шла полнота, превращала в простушку. Сразу рассыпался весь образ. Она была обязана оставаться худой. И оставалась.
