Даже не думая, что может искалечить себя на всю жизнь, он невероятным усилием разжал стянутые веревкой кисти. Кровь разлилась под кожей, но веревка лопнула, как нитка.
У Тотора освободились руки! С воплем ярости он тигриным прыжком бросился на мистера Пять.
Напрасно полицейский пытался защититься. Тотор нанес ему удар в висок, которого не вынес бы и самый крепкий из боксеров Соединенного Королевства[82]. Послышался глухой стук, будто ударили дубиной.
Негр вскрикнул, его лицо приобрело пепельный оттенок, и он упал, точно пораженный молнией.
— Один готов! — сказал парижанин, поворачиваясь к мистеру Шесть.
Тот, окаменев, смотрел на него, не выпуская из рук ужасного мешка. Тотор схватил его за ногу и перекинул через лошадь, которая тут же унеслась вскачь.
— Вот и второй!
Но сброшенный наземь сильный, смелый полицейский пришел в себя, поднял револьвер… Еще миг и…
Тотор присел и прыгнул головой вперед. Как будто ядро попало мистеру Шесть под ложечку! Он отлетел шагов на десять.
— Туда вам обоим и дорога! — насмешничал француз. — Уж не думал ли ты, что я позволю упражняться в стрельбе по живой мишени?
Лошадь мистера Пять тоже ускакала. Тотор остался хозяином на поле боя, где лежали три тела в живописных и жалких позах.
Он глубоко вздохнул, удовлетворенно кивнул головой и сказал серьезно:
— Недурно. Теперь обезоружим неприятеля.
Молодой человек заткнул за пояс нож, выпавший из рук мистера Пять, и забрал кобуру с револьвером. Обыскав карманы негра, парижанин нашел обычную для курильщика зажигалку с фитилем и кремнем.
— Эта безделушка стоит целого состояния, присваиваю ее без угрызений совести… По сути дела, это военный трофей.
Тотор нашел еще плоскую оплетенную бутылку с немалой дозой виски[83] и воскликнул:
— Повезло! Лучшее лекарство! Молоко от бешеной коровы, чтобы поставить беднягу Мериноса на ноги.
Подбежав к мистеру Шесть, тоже лежавшему без сознания, француз забрал и у него револьвер, нож и зажигалку. Потом, скрутив полицейскому кнутом руки и ноги, возвратился к мистеру Пять и связал его тем же способом.
Теперь можно было спокойно заняться товарищем. Парижанин влил в рот Мериноса немалую толику виски и сказал с комичной нежностью:
— Хлебни, мой зайчик. Это сивуха с купоросом, тройная настойка на битом стекле, от такой и мертвый оживет.
Меринос выпил жгучего напитка, закашлялся, поднял веки, приподнялся. Мутными глазами посмотрел на своего спасителя, узнал его и воскликнул со слезами на глазах:
— Тотор, мой дорогой Тотор! Друг мой, брат!..
Парижанин просиял и радостно улыбнулся. Перерезав веревки на руках спасенного, он сказал:
— Видишь, жизнь все-таки неплохая штука, и никогда не нужно отчаиваться.
— Верно, Тотор, особенно, если рядом ты. Но где же… эти злодеи? — прибавил он.
— Посмотри сам.
— Ты их убил?
— Не потребовалось! Так, встряхнул немного, не делая бобо… только чтобы они… не заставили тебя потерять голову.
— Один справился с ними? О, молодчина, — сказал американец, который не понял мрачной шутки. — Да, совсем один, да еще со связанными руками! Ты замечательный человек, Тотор!
Потрясенный мужеством друга, Меринос взглянул на него с откровенным восхищением.
— Значит, ты еще раз спас мне жизнь!
— Мне таких услуг не жалко, просто за тобой должок. Ну, довольно, займемся-ка делом.
— Что же может быть важнее выражения моей благодарности?
— Прежде всего полечить твои лапы, которые почти поджарились. Еще немного, и можно подавать под белым соусом.
— Да, ужасно болят. Когда же я смогу передвигаться?
— Не беспокойся, я все устрою, вот увидишь.
Парижанин подошел ко все еще не очнувшемуся мистеру Пять и, взявшись одной рукой за шпору, а другой за носок, короткими подергиваниями стянул с него сапог.
— Прекрасно! Теперь — второй. Неплохо! У мистера Пять наверняка сорок шестой размер, твоя нога войдет в его сапог, как скрипка в футляр.
— Так это для меня?
— Да, как видишь, взяты на поле боя у поверженного врага. Они тебе подойдут.
Меринос натянул сапоги и сказал:
— Морщиться не приходится. Спасибо, Тотор!
— Когда вернемся к озеру, хорошенько прополощи в соленой воде и содержимое и оболочку. Все продезинфицируешь и вылечишься в сорок восемь часов.
— Мне не дойти до озера…
— Доедешь на лошади мистера Пять, который уступит тебе седло и сбрую за ту же цену, что и сапоги…
— Кстати, где они, эти лошади? — спросил Меринос.
— Увидишь, — ответил Тотор. — Теперь замени свой шапокляк фуражкой, и солнце не будет печь. Отлично, у тебя вид президента спортивного клуба. А раз фрак столь же неудобен, как десятилитровый цилиндр, смени его на доломан[84] замечательного мистера Пять. Он широковат, но ничего. Как говорит пословица, бычку хорошо и в амбаре. Не обиделся?
В эту минуту послышался стук копыт. Прекрасно выдрессированные лошади, промчавшись галопом, вернулись на прежнее место. С распущенными гривами, болтающимися стременами, они приблизились к месту побоища, но, почуяв белокожих чужаков, стали нервно фыркать, перебирать ногами.
Тотор бросился к ближайшей из лошадей, чтобы ухватиться за поводья, но та проворно обернулась и дважды взбрыкнула.
— Проклятье! Трудно будет ее поймать, — разочарованно заметил он.
— Не спеши, — проговорил Меринос. — Не делай резких движений. Они не просто боятся нас, мы прямо-таки наводим на них ужас. То же было в Америке с лошадьми, воспитанными неграми; потому-то отец не берет больше темнокожих на работу в конюшни.
Поразмыслив, Тотор воскликнул:
— Идея! Постараюсь обмануть их обоняние и зрение. Сперва — обоняние.
Парижанин подошел к мистеру Шесть, по-прежнему лежавшему как огромная черная марионетка с оборванными веревочками, быстро развязал ему ноги и руки, снял с него мундир, сапоги, всю одежду, кроме белья, снова скрутил негра и надел на себя его платье.
— Негры уверяют, будто белые пахнут свежей рыбой. Не спорю, — пробормотал Тотор. — Зато мне кажется, что от чернокожих австралийцев несет одновременно козлом и мускусом.
— Верно, — подтвердил Меринос. — Особенно если судить по этим обноскам.
— А теперь дай-ка мне твой фрак. Благодарю. Пожалуй, подойдет. Сейчас увидишь.
С лукавой серьезностью Тотор отрезал одну из фалд, проделал в ней два отверстия для глаз и, прижав к лицу, надвинул фуражку на верхнюю часть этой маски, чтобы она не свалилась.
