Еще через час размышлений и томительных ожиданий Джим встал и выдал следующую заповедь: «Я начну отсюда…» Я встал следом за ним. Елен отдыхала после готовки яичницы и пропустила начало этой значительной главы в истории человечества, поддержав наши начинания лишь легким, но уверенным посапыванием. Но я явственно ощутил, что первый шаг был сделан! А как говорят у нас в Канзасе: длинный путь начинается с маленького шага к железнодорожной станции, и лишь бы хватило денег на билет! Следующие шаги были сделаны Джимом вдоль нашей полянки сначала на север, потом на юг, потом снова на север. После того как поляна была несколько раз измерена в поперечнике, начались измерения ее периметра — три раза по часовой стрелке и один раз против. Несколько раз Джим останавливался и менял направление. Первое время я бегал рядом с ним в надежде нахлебаться новых откровений, но поняв, что маневры Джима носят абсолютно хаотичный порядок и не имеют прямого отношения к дороге в Белый дом, я вернулся на свою исходную позицию и начал ждать, пока мой названый братец выдохнется. Сил, однако, ему хватило почти до вечера, затем он сел, отказался от ужина и сказал, что будет думать. Блин, а на что были потрачены предыдущие восемь часов его метаний и моих за ним наблюдений? Я реально чувствовал себя зрителем на теннисном матче, на котором мячик не разу не вылетел в аут. Но Джим был непроницаем, повторив, что ему надо очень серьезно подумать. А до этого он, что ли, анекдоты в журнал для кролиководов сочинял? Елен, увидев, что это все всерьез и надолго, ретировалась, сказав, что сегодня она ночует у мамы, тьфу, то есть дома, тьфу еще раз, то есть в миссии, и вообще: «До завтра, мальчики!» Я всегда поражался умению женщин ничего не понимать в серьезных вещах, но быть очень чувствительными к ситуациям, как гуппи перед землетрясением, и всегда выбирать нужную модель поведения, а иногда просто отмораживаться, ну или плакать.
Ночь настала быстро, текла спокойно, пока какой-то монстр, вселившийся в тело Джима, не начал трясти меня за плечи и плеваться мне в лицо слюной вперемежку со словами.
— Ты не представляешь! Я все понял! Я теперь знаю! Я всегда знал! Знал! Лучше! Конечно же лучше! Именно! — создавалось впечатление, что он говорит просто любые слова наугад, часть из них я не расслышал, остальные он сплевывал, но общий смысл, что Джимми тронулся, до меня дошел. Единственное, что я мог вставить в этот поток междометий и восклицательных знаков, учитывая, что при этом меня постоянно трясли и свою нижнюю челюсть я практически не контролировал, были два довольно длинных слова: «Ты-ы-ыы прр-иии-нн-я-л?»
— Нет, я, наконец, прозрел, — с этими словами он бросил мое бренное тело на одноименную землю и сказал фразу, которая отодвинула ящик из-под тушенки от президентского кресла на несколько световых лет: «Я хочу сделать людей лучше!»
Отлично! Я так и знал, в нашей «кукурузе» завелись полевые мыши и выгрызли Джиму рассудок.
— Всех? — единственное, что я смог вымолвить, пытаясь хоть как-то поддержать беседу, как поддерживают ее с буйно помешанным во время обострений, пока ждут приезда санитаров.
— Всех или скольких получится.
Все. Это конец. У меня в голове сразу же родилась картинка как из школьного задачника по математике: нарисован ящичек, от него пунктирная линия к креслицу, по ней идут два человечка — один в трусах, другой в майке, по пути делая всех лучше. Вопрос: когда они доберутся до конечного пункта? Ответ: никогда. Никогда! Никогда человек, ставящий перед собой такие бредовые цели, не станет Президентом США!
Вот если бы Джим предложил подговорить население местной деревушки пойти с копьями к населению какой-нибудь другой, более мелкой деревушки, и сказать, что мы пришли с миром, а самим навалить им на порог демократии и забрать у них все пластиковые ведра. То это было бы да! Или нарезать из цветной бумаги квадратиков и пройтись с ними по всем соседним мелким деревушкам и сказать, что это новые мировые деньги, и скупить на них уже все пластиковые ведра в округе. А кому не нравится, пожалуйста — для вас первый вариант: парни с копьями, ваш выход!
Будь у Джима подобные цели, то это было бы похоже на некий старт и перспективу, там только меняй уровни — прыгай со ступеньки на ступеньку, и глядишь — до заветного креслица уже и недалеко. Но нет, в тот день Джим повернул совсем в противоположную сторону. Я не стал тогда спорить, а сказал лишь: «Изыди, демон!» и вскоре забылся в чутком и тревожном сне, периодически поскуливая и суча задней лапой.
Утром пришла Елен и принесла немного еды и спросила, не лучше ли Джиму. Я ответил, что намного и что очень скоро мы устраиваемся в их миссию на работу. Она сказала, что это отличная идея, тем более, там вскоре освобождается как раз два места. Под конец она предложила две местные газетенки, те самые ежедвухнедельники. На первой полосе красовался конечно же Джеббс — президент Первой Занзибарской Трансафриканской железнодорожной компании, которая взялась за постройку железной дороги от Порта до океана с другой стороны континента через весь юг Африки. В статье долго рассказывалось, как долго нуждалась наша страна в этой магистрали, как долго мы все ждали появления такого человека, как мистер Джеббс, который как мессия пришел, чтобы вывести нашу страну из колониального прошлого в светлое будущее на своем паровозе. В конце этой пропагандистской листовки сообщалось, что первый отрезок будет проложен между Портом и населенным пунктом с труднопроизносимым названием, состоящим из шестнадцати согласных и одной гласной на конце. Я догадался, что это и есть та захудалая деревенька, в которой расположена миссия, начинающаяся теперь аккурат с другой стороны моего поля.
В следующем выпуске была уже развернутая статья на развороте, в которой описывался этот проект более подробно, как и биография героя-спасителя — три полосы, четыре тысячи знаков, ни слова правды. Я прочел на одном дыхании, как в детстве первую книжку про индейцев и Вальтера Скотта. Хотя я думаю, что это был весьма сокращенный вариант и вскоре можно будет оформить подписку на многотомное издание с золотым срезом: «Земное житие Святого Джеббса». В статье также сообщалось, что г-н Джеббс хотя и является президентом компании, но далеко не единственный ее владелец, и что свои паи в строительство дороги уже внесли большинство влиятельных людей нашего государства. Ага, старик Джеббс решил не только впервые в жизни проявить хоть какую-то принципиальность и приехать все-таки за своим вагоном, как обещался — на поезде, так он также решил подписать на это дело всех местных простачков и построить дорогу за их деньги! Не знаю, рассказывали ли ему, как тут по местным обычаям поступают с мошенниками и должниками? Что их список висит перед мэрией на заборе в виде голов провинившихся, так сказать, для наглядности. Головы, правда, находятся в нефункциональном состоянии, так как без остального тела плохо работают, но нужный эффект достигается.
Хотя, думаю, даже знай Джеббс об этом заборе, его бы это не остановило. Имея такую поддержку в драгоценных камнях, помноженную на количество и безумие его идей, с легкостью можно предположить, что когда мы кончим заниматься ерундой и сделаем первую вылазку в соседнюю деревню с попыткой распространить новые квадратненькие деньги, то с каждой хибары на нас будет смотреть со своего портрета Джеббс с подписью снизу: «Большой Брат приглядывает за тобой».
Джим, не читая газету, сказал Елен, что хочет поговорить с руководителем ее миссии, и мы все втроем направились в деревню. Хотя мне и до этого приходилось бывать в этом поселке, но каждый раз впечатление он все равно производил довольно печальное. Состоял он из трех дюжин довольно жалких домишек, слепленных из соломы, слез и дерьма, с обязательной дыркой в крыше. Своей шаткостью и разбросанностью очень напоминал летний лагерь скаутов. Поэтому если бы между домиками сновали не полуголые тетки с отвислыми грудями и некормлеными детьми, а подростки в защитной форме в галстуках, то я мог вполне подумать, что снова перенесся в детство — скоро будут дуть в горн и кормить кашей, а вечером можно будет тискать девчонок и играть в душе со своим малышом. Но, к сожалению, это все-таки был поселок неандертальцев — причем к моему небольшому, я бы сказал, стандартному несчастью, и к очень большому несчастью местных жителей, потому, что у меня был хоть небольшой шанс выбраться из этого забытого места, они же были обречены жить здесь вечно. Хотя на вид они держались молодцом, улыбались и удачно притворялись счастливыми, но я был уверен, что по ночам они сидят дома и воют от тоски на луну через дырки в крышах своих домов. Поводов для рыданий у них было предостаточно: такой нищеты, как тут, я не видел никогда, а к тому времени я уже видел предостаточно. Большей части мужчин вечно не было дома — они батрачили на белых фермеров, рабство хоть и было официально отменено, но за те деньги, которые они получали, считайте, что их работодатели передают большой привет Линкольну. Весь женский энтертеймент заключался только в ежедневных походах к ручью с пластиковыми ведрами на головах и малолетними детьми под мышками — прямым доказательством того, что мужчины, как я уже сказал, все-таки периодически домой наведывались. Но, по-видимому, местным жительницам просто было не с чем сравнивать, либо они так искусно притворялись, но вид у них всегда был веселый и жизнерадостный.
