Алексеенко не захочет обнаружить открытого влияния на него сверху.
Вторая мера касалась всей Думы. В конце июня истекал срок ее полномочий, и многие члены заговаривали со мною на тему о том, что им было бы очень желательно представиться государю после окончаний занятий, а более простодушные не скрыли от меня, что милостивый прием и слово благодарности за понесенные труды укрепило бы за многими шансы на переизбрание в Четвертую Думу.
Развивая эту тему, я просил разрешения государя дать понять среди членов Думы, что все зависит от прохождения Морской программы, и что при благополучном направлении этого дела Дума может вполне рассчитывать быть принятою перед ее роспуском.
Государь с удовольствием согласился и на это и сказал мне: «Я даю вам полное право выразить за меня такое обещание; за Морскую программу я готов им (членам Думы) забыть все огорчения, которые они причинили мне по смете Синода и по кредитам на церковно-приходские школы».
Доклад кончился в наилучшем настроении. Государь спросил меня, не решусь ли я «погостить» в Ялте и отдохнуть от «петербургских прелестей», и, видимо, очень пожалел меня за то, что я должен уже рано утром 24-го выехать в обратный путь. «Вы бы погуляли как-нибудь со мной, ведь, кажется, вы также хороший пешеход, как и я», — сказал мне государь, и мы расстались с тем, что назавтра, 23-го, после парадного завтрака, государь еще раз примет меня и вернет мне целый ряд представленных мною письменных докладов, которые я усиленно просил лично прочитать.
В числе их была подробная справка о положении военных кредитов, приводившая к доказательству огромного накопления неизрасходованных сумм, вследствие необычайной медленности разных заготовительных операций; эту справку я представил, чтобы парировать постоянные трения с военным ведомством, доказывавшим, что ему не дают средств на усиление боевой готовности нашей армии.
Вернувшись с доклада в Ялту, я застал автомобиль великого князя Николая Николаевича, пригласившего меня приехать к нему в Чаир. До обеда у меня оставалось достаточно свободного времени, я немедленно поехал туда, и оказалось, что великий князь просто не мог дождаться меня, чтобы расспросить, так же как и Георгий Михайлович, об инциденте Сухомлинова в Думе с Гучковым. Опять пришлось передать подробности, и так как великий князь не имел никакого понятия о Мясоедове, то пришлось передать ему все, что я знал о его прошлом.
Вернулся я около 8 часов вечера, прямо к обеду у министра двора Фредерикса, жившего, как и я, в гостинице «Россия». Весь обед только и было что расспросов меня про инцидент с Сухомлиновым — Гучковым, про личность Мясоедова и про все, что было связано с его отношениями к Сухомлинову. Старика Фредерикса все это занимало до крайности: он расспрашивал меня о малейших подробностях, я же влагал в мои ответы величайшую объективность и сдержанность, так как присутствовало немало посторонних людей; я хорошо знал, что найдутся охотники передать всякое неосторожное мое слово тому же Сухомлинову, который уже находился в той же Ялте, приехав туда во время моей поездки к великому князю Николаю Николаевичу.
На следующий день, 23 апреля, рано утром, перед тем, как я собирался ехать в Ливадию на молебствие по случаю дня именин императрицы, ко мне пришел Сухомлинов со своими обычными пустыми и бессвязными разговорами, перескакивая, как всегда, с предмета на предмет.
Я встал было с кресла, говоря ему, что пора ехать во дворец, но он удержал меня словами: «Я решил все рассказать государю; это Поливанов устроил мне скандал в Думе; ну уж и отделал я этих господ; больше они на меня не наскочат».
Не желая продолжать разговор на эту тему, чтобы не дать ему довода к свойственным ему беззастенчивым передержкам, я сказал только: «Я выехал в самый день вашего столкновения в Думе, не знаю никаких подробностей, кроме тех, которые попали в „Вечернее время“, и буду вам очень признателен, если вы посвятите меня во все частности этого эпизода».
Мы вместе спустились с лестницы. Садясь в свой автомобиль, Сухомлинов, точно забыв только что сказанное им мне, обратился ко мне со следующими, крайне удивившими меня словами: «Пожалуйста, Владимир Николаевич, не говорите ничего государю, я решил ничего ему не говорить про Поливанова, может быть, кто-нибудь просто сболтнул мне про него, ведь у нас с ним очень хорошие отношения».
На этом мы расстались и поехали каждый в своем экипаже.
К обедне и молебну императрица не вышла. Ее не было и на завтраке. Я сидел рядом с великой княжной Ольгой Николаевной, а государь, сидевший по другую сторону ее, неоднократно очень весело и милостиво заговаривал со мною и сказал даже своей соседке: «Подразни-ка своего соседа, как весело ему будет завтра уезжать в очаровательный Петербург и как мы с тобою позавидуем ему, когда поедем на утреннюю прогулку».
Императрица вышла только после завтрака и стала принимать поздравления. Приближаясь ко мне после обхода дам, — она, видимо, даже не хотела подойти ко мне. Бесконечное время стояла она и разговаривала с последней по очереди женою второстепенного дворцового служащего мадам Яновой, а затем точно поборола в себе какое-то усилие, прошла было мимо меня, как-то боком подала мне руку, спешно отвела ее, так что я едва успел поцеловать ее, и, минуя двух моих соседей, опять задержала свое движение и стала было спокойно разговаривать с молодым офицером-моряком, но затем повернулась к государю и проговорила «I am very tired»[30] и ушла в соседнюю залу.
От наблюдательной толпы придворных гостей это движение, конечно, не ускользнуло, мне же было совершенно ясно, что императрица просто желала мне показать свое невнимание. Фредерикс переглянулся со мною, подошел ко мне и шепнул на ухо: «Не обращайте на это внимания, у нас так часто бывает, мне нужно вам сказать несколько слов». Мы отошли незаметно в сторону, и он обратился ко мне со следующим неожиданным сообщением: «Сегодня утром государь позвал меня и поручил мне передать вам его неудовольствие на то, что вы говорите здесь крайне неблагоприятно про военного министра, так как этим вы подрываете его авторитет. Вы понимаете, как мне приятно исполнять такое поручение!»
Я не успел ничего расспросить у него, так как государь
