я и была тогда, и к этому часу таковой же и осталась).
Вскоре муки мои сделалась невыносимыми. Я пошла к Нуту, верховному жрецу Нуту, своему учителю и духовному наставнику, и в тайном месте, встав на колени, поведала ему обо всем.
Нут выслушал меня с легкой улыбкой на морщинистом лице и сказал:
— Дочь моя по духу, в искренности своей ты лишь раскрыла мне то, что я и так знал... не важно откуда. А теперь успокойся. Нет вины на тебе или даже на этом новоиспеченном жреце, угодившем в тот же капкан. Ты поклоняешься Исиде, как и я, но что есть Исида, которую мы на земле рисуем в нашем воображении самой восхитительной из всех женщин? Разве не сама Природа, Вселенская Мать, соединяющая в себе частички и черточки всех богов и богинь? Верно, Исида враждует с Афродитой, но разве это не означает, что на самом деле она враждует сама с собой? И разве мы, люди, не такие же, как Исида? Разве мы, если не все, то многие из нас, вылепленные по единому образцу, не воюем сами с собой? Поверь, дочь моя, человеческое сердце — это широкое поле битвы, где высокие и низменные наши страсти борются между собой духовными копьями и стрелами, пока одна сторона не одержит победу и не поднимет стяг добра либо зла, Исиды либо Сета. Только в борьбе рождается совершенство; существо, которое никогда не боролось, есть существо мертвое, и от него нечего ожидать. Руда должна быть расплавлена в огне, но большая часть ее обращается в шлак, то есть в отходы, которые предназначены на выброс. Не познай никогда руда огня, не было бы чистого золота, дабы украшать чело небесное, не было бы даже меди и железа, из которых куются мечи воинов. Посему возрадуйся: ты познала боль огня.
— Учитель мой, — ответила я, — и повелитель мудрости, единственный, перед кем преклоняет колено Айша, твои слова правдивы и утешительны, но прошу тебя, задумайся и, если дозволено, истолкуй мне эту загадку. Мне приснился сон о годах, предварявших мою земную жизнь, я уже рассказывала тебе о нем. Мне снились небесные чертоги и две богини, мерящиеся силами друг с другом, и я получила во сне приказ навлечь несчастья на тех, кто предал одну богиню и переметнулся к другой. Но коли обе они и впрямь части единого целого, зачем же тогда мне был отдан сей приказ?
— Дочь моя, в том сне тебе предписали быть Мечом Возмездия не потому, что египтяне отвернулись от одной части святого союза к другой его части, а потому, что они погрязли в разврате и безверии, стали поклоняться не богам, но самим себе в погоне за ничтожным и сиюминутным, позабыв о возвышенном. Таков мой тебе ответ, однако о том, что правда, а что неправда в твоем видении, я умолчу. Возможно, это всего лишь сон.
— Возможно, Учитель. Однако в том сне, пророческом или нет, я также увидела лицо человека, а затем спустя некоторое время я, облаченная Исидой, вновь узрела то лицо в храме и узнала его, а еще поняла, что наши с ним судьбы переплелись. Как объяснить такое?
— Дочь моя, кто мы такие, чтобы разгадывать загадки Судьбы, — мы, не ведающие, когда и откуда пришли, кем или чем были прежде и кто мы есть сейчас? Может статься, на тебя возложена некая миссия в отношении духа, облаченного в плоть того мужчины. Не исключено, что твое предназначение — возвысить тот дух, но сделать это, поправ себя. Если так, скажу, что в конце концов ты поднимешься снова и вознесешь его вместе с собою.
Нут умолк, молчала и я, преклонив колено, размышляя над его пророчеством. Старец заговорил снова:
— Ты будто бы слышала чей-то смех в храме, однако не было там никого и ничего, кроме смеха зла в твоем собственном сердце, насмешливого и торжествующего. С подобным смехом ты, наверное, столкнешься еще много раз, но, пока ты можешь слышать его и раскаиваться, не бойся и не отчаивайся. Коль слух души слабеет, значит близка кончина; пока душа слышит, надежда живет. Тем, кто продолжает бороться, падение не грозит. Судьба управляет каждым из нас, однако при этом нам дана сила упорным трудом заработать искупление грехов, то есть спасение. Я все сказал. Не спрашивай более ничего.
— Каким будет наказание, Учитель? — спросила я.
— А вот каким, дочь моя. Некоторое время не смотри на этого человека. Я говорю «некоторое время», потому что, выслушав тебя, понял, что его и твоя судьбы и впрямь переплелись. Вот тебе мой наказ: вскоре я отправляюсь в дальний путь в страны, что лежат за морями, и ты поедешь со мной. А сейчас ступай отдыхать и в отдыхе том найди забвение.
И я ушла, озадаченная, однако успокоившаяся, хотя поняла, что святой Нут не открыл мне всего, да что там, не сказал даже половины. Ведь зачастую тем, кому боги даруют видение, они запрещают рассказывать об этом, иначе получится как в старой еврейской притче: люди отведают плодов с древа познания и пристрастятся к ним. Или, возможно, провидцы хранят молчание потому, что откровение приходит к ним на языке, который они не могут трактовать словами, понятными непосвященному. Как, например, это происходит со мною нынешней.
Вскоре я и мой учитель Нут покинули Филы и, вновь под видом купца и его дочери, отправились в путешествие по Нилу. С тех пор никогда не видели мои глаза этого острова и его священного храма, который, по словам побывавшего там Холли, ныне лежит в руинах, лишь устоявшие колонны торчат там и здесь среди каменных обломков. А еще Холли говорит, что его народ, который сегодня правит той страной, намеревается затопить его водами Нила с целью расширить и обогатить земли в нижнем течении реки. В этом мне видится некая аллегория: храмы Исиды утонули и хранившиеся в них знания потеряны ради того, чтобы стало больше еды для прокорма простого и темного люда. Однако в чем же смысл — ведь если станет больше еды, значит больше людей прибудет потреблять ее, таких же простых и невежественных, в то время как Исиду и ее мудрость поглотит речной ил? Так было всегда в Египте, и, конечно же, не только в нем одном, — таков закон природы. Обилие пищи плодит массы людей, и там, где падаль, там и мухи, в то время как в пустыне
