он лишь однажды смотрел на меня, когда я в облачении Исиды принимала его в братство ее жрецов на Филах, всего лишь одно краткое мгновение видел мое лицо при свете луны. Возможно, он все еще полагал, что общался тогда не со смертной служительницей Исиды, но с самой богиней. Наверняка этот человек не знал, что я, прекрасная пророчица, прибывшая в Мемфис после странствования по всему миру, и есть та самая женщина, что сидела на троне Исиды на острове Филы и которую он случайно поцеловал в губы. Быть может, он давно позабыл о том поцелуе. А если и помнил, то посчитал его частью церемонии. Итак, я, слишком хорошо зная Калликрата, оставалась для него незнакомкой.
Я даже хотела было бежать, сознавая глубоко в душе, что для меня этот человек — как пресловутый меч, висящий над головой Дамокла, однако почему я должна была страшиться его — я не знала.
Вновь я обратилась за советом к Нуту, и старец улыбнулся и ответил:
— Разве не говорил я тебе, дочь моя, что впереди еще ждут опасности, потому что те, от которых мы скрылись, вскорости догонят нас? Если судьба свела вместе тебя и этого человека, будь уверена, сделала она это неспроста. Не сомневаюсь, ты хорошо запомнила урок и закалила душу против мирской суеты.
— Да, отец мой, — с гордостью ответила я. — Я хорошо запомнила урок и закалила душу. Ведь твои помыслы суть мои помыслы, и никогда я не пожелаю иметь дела с мужчиной. Оставаясь верной своей клятве, я бросаю вызов слабости женской, равно как и всем уловкам злых богов.
— Хорошо сказано, — похвалил меня Нут и произнес древнее благословение. Однако от меня не укрылось, что старик вздохнул и покачал головой.
В храме в Мемфисе я оставалась много месяцев, точно не скажу сколько: несмотря на то что сама распоряжалась всем своим временем, я словно бы потеряла ему счет. В храме том я стала верховной жрицей. Вскоре слава о моих верных предсказаниях разлетелась настолько широко, что со всех концов страны искавшие мудрости или знания будущего стали приезжать советоваться со мной, привозя щедрые дары богине, из которых мы с Нутом, будучи выше всего этого, не взяли себе ни одного камешка, ни единой крупицы золота.
Сидя в святилище на стуле из резного мрамора, возле установленной рядом чаши прорицательницы, я произносила туманные фразы, наподобие пророчеств знаменитого Дельфийского оракула, многие из которых сбылись. По правде говоря, я и впрямь чувствовала в себе силу — возможно, ниспосланную с небес, не знаю, — которая позволяла мне читать многое из того, что происходило на земле, и даже порой то, чему произойти еще только предстояло. Так что слава о Пророчице Исиды летела повсюду. Помимо того, я научилась многим вещам, ведь пришедшие за советом к Оракулу сродни тем, кто ищет помощи у лекаря: люди обнажали передо мной свои души, не оставляя никаких секретов.
В то время Египет и соседние с ним страны бурлили от войн, словно кипящая вода на огне. Годами египтяне отбивали атаки персов, но сейчас фараону Нектанебу Второму, последнему рожденному на этой земле властителю Нила, угрожал Артаксеркс Третий из проклятой династии персов, также прозванный Охом. Этот самый Ох собрал для покорения Египта мощную армию: сотни тысяч пеших воинов и десятки тысяч конников, сотни трирем и грузовых кораблей.
Начался последний акт трагедии, и ее финалом должно было стать сокрушительное поражение Египта, которым отныне будут править лишь чужеземцы. Грозные новости сообщали мне те, кто приезжал за советом к Оракулу Исиды, и подолгу я обсуждала их с Нутом.
О себе же скажу, что на протяжении тех долгих лет затишья и приготовления к великим событиям я, отринув интересы земные, стала ближе к богам и в ночные часы пребывала в общении со своей душой, которая словно сделалась частью того, что находится над этим миром. Грека Калликрата я видела часто, однако ни разу не говорили мы с ним ни о чем, помимо вопросов нашей общей веры и отправления культа Исиды, в церемониях которого он теперь занимал почетное место. Ни разу не обменялись мы легким прикосновением или влюбленным взглядом. Он был сам по себе, я — сама по себе. И тем не менее глубоко в душе я неизменно страшилась этого человека — красивого мужчину, воина, ставшего жрецом, словно что-то подсказывало мне: он обрушит несчастье на мою голову, а может, наоборот, это я сама погублю его.
Так проходили дни: пребывая в храме, Нут (мудрый и старый, однако с годами совсем не меняющийся), жрец Калликрат и я, поодиночке либо вместе, давали советы царям и военачальникам или же излагали им предсказания. Безоблачным казалось небо над нами, хотя на дальнем горизонте своей души я уже различала сгущающиеся штормовые облака, страшные тучи, откуда, словно мечи Судьбы, сверкали молнии, которым предопределено в назначенный час обрушиться на нас и пронзить насквозь.
Фараон Нектанеб Второй прибыл в свой дворец в Мемфисе, чтобы собрать войска в Верхнем Египте и принести обильные дары богам, прося у них поддержки в грядущей войне. Тогда я и увидела его впервые — седовласого и плешивого, тучного, с тяжелой нижней челюстью, крупным носом и большими, навыкате, как у быка, глазами. Кстати, Нектанеба, обученного магии и якшавшегося с семейными духами, называли Погубителем. Наверное, имя это в насмешку подсказали ненавидевшие его боги, зная, что он обречен на погибель. Но не одно лишь дурное могу я сказать о Нектанебе: он страстно любил искусство и возводил в честь богов великолепные здания. Зная, что я, верховная жрица, живу на острове Филы, фараон пришел ко мне, чтобы поговорить о строительстве красивого храма с колоннами, увенчанными головой Хатхор, и благодаря моему совету святилище получилось безупречным, потому что именно я начертила его план и, кстати, нарисовала те самые знаменитые колонны. Холли говорил мне, что прекраснее этого здания нет во всем Египте — даже несмотря на то, что оно такое маленькое и ныне порядком обветшало.
Теперь фараон искал нашего с греком общества, не ведая, что верховная жрица — дочь того самого Яраба из Озала, которого погубил его отец Нектанеб Первый за то, что красавица Айша когда-то давным-давно отказалась выйти замуж за него или за его наследника. Наверняка фараон уже забыл ту маленькую ничтожную войну, столь незначительную в истории Египта. Зато я помнила все и поклялась, что достойно отомщу за отца, погубив самого Нектанеба и весь
