всё равно, где жить. И почему Джинни выбрала этот город с трудно произносимым названием в далёкой глухой местности Иж… – ну, это ей уже никогда не выговорить – Норма не понимала. А город… За-го-рье. «За горами», – перевела ей Джинни.
– Это перспективный город, мама. Там большой завод, туда едет много народа, и место учительницы наверняка найдётся. Понимаешь?
Они сидели в своём отсеке на нижней койке, и Джинни убеждала Норму, а может, и саму себя в правильности выбора.
– В старых городах все школьные места уже заняты. На частных уроках не прожить. А здесь у меня будет шанс. Словом, мама, я отправила запрос. Правильно, мама?
Норма кивнула. Разумеется, она ни слова не сказала Джинни, но жизнь в лагере довела её до такого состояния, что она была согласна на всё, лишь бы уехать отсюда. Скоро два месяца, как они живут… нет, это не жизнь! И дело совсем не в цветных, бывших рабах, которые никак и ни в чём не отделены, с которыми приходится бок о бок, нет-нет, к этому вполне можно приспособиться, тем более, что те, опасаясь потерять визу, ведут себя вполне корректно. Но всё равно – эта теснота… И видя довольных, уверяющих, что здесь, как в раю, что так «здоровско» им ещё не было, и можно подумать, впервые в своей жизни наевшихся досыта, по-детски радующихся этому, взрослых людей, Норма с ужасом думала: как же те жили раньше, если это… рай?
Нет, она, разумеется, понимает, каких трудов и каких денег стоила организация этих лагерей, понимает, что было сделано всё возможное, и… и хоть бы поскорее это кончилось. Одна баня вместо ванной чего стоит…
Норма невольно передёрнулась от воспоминания. Ей понадобилось всё её мужество, чтобы раздеться догола на глазах у множества людей. И мыться при всех, как… даже про себя она удержалась, даже мысленно не сказала: как рабам.
И относились все к ней и к Джинни совсем не плохо, можно сказать, что хорошо, и всё же…
– Ну же, мама, ты согласна на Загорье?
– Ну, конечно, Джинни, – улыбнулась Норма.
И про себя закончила: «Было бы тебе хорошо, моя девочка». Удивительно, но Джинни эта жизнь в лагере будто нравилась. Норма как-то сказала ей об этом и получила неожиданный ответ:
– Знаешь, мама, это похоже на колледж, – Джинни засмеялась. – Перед самым выпуском.
Что ж, может и так. Сама она колледж так и не закончила, встретив Майкла, и каково перед выпуском – не знает. Но Джинни весела, предприимчива, подружилась с библиотекаршей А… Ал… Ну, по-английски, девушку зовут Элен, и ещё у Джинни появились знакомые. И психолог – даже странно такое понимание и внимание у явно ещё недавно военного молодого мужчины – говорил очень доброжелательно, похвалил её за мужество и самоотверженность, обнадёжил, что у Джинни нет серьёзных проблем и такая смена обстановки – наилучшее решение. Было приятно слушать.
Миновало Рождество, Новый год, и вот наконец, наконец они едут. Мой бог мой Бог, наконец-то! И… и не то, что страшно, но гнетёт сознание необратимости этого переезда. Чужая страна, чужой язык, обычаи, всё чужое. Но… но Джинни там будет лучше. Язык… Джинни бойко болтает по-русски со своими новыми приятельницами, упрямо читает русские книги в библиотеке.
– Мама, тебе нужно учить язык.
Разумеется, нужно. Норма старательно запоминала русские слова, делая их привычными и своими. Хорошо… нет… хлеб… иди сюда… дай… на… Здрасьте… спасибо… В библиотеке она долго рассматривала альбомы с видами России. На снимках заснеженные деревья и маленькие, утопающие в сугробах домики из брёвен. Коттеджи, а по-русски – избы. Нет, Джинни – умница и, конечно, права: лучше квартира в большом доме со всеми удобствами. Её девочка бывает удивительно рассудительна для своего возраста. Загорье. Что ж, пусть Загорье. Элен дала маленький буклет о городах Ижорского Пояса. Две станицы были посвящены Загорью. Город смотрелся зелёным и приветливым. Маленькие домики в садах. И чем-то похоже на Джексонвилл. Ну, Джинни она об этом не обмолвилась ни словом: Джинни само имя Джексонвилла ненавистно.
Джинни принесла маршрутный лист. Атланта – Загорье. Через Рубежин, Иваньково и Ижорск. Норма несколько раз перечитала названия вслух, добиваясь с помощью Джинни правильного произношения. Странно, что на такой вроде бы не длинный путь – всего три пересадки, а Рубежин, к тому же, это Стоп-Сити, пограничный город – отводится почти пять дней. Хотя она и раньше слышала, что в России большие расстояния.
Они выехали, как и многие, на рассвете. И до вокзала их довезли в грузовике. Хоть у них и немного вещей: два чемодана и сумка, но всё-таки… В комендатуре получили билеты до Рубежина и два пакета – пайки, Норма уже запомнила это слово. В каждом пакете кирпич солдатского хлеба и банка тушёнки. Попутчиками до Рубежина были очень приличные – всё-таки второй класс – люди, в поезде продавали сэндвичи и кофе, так что пакетов с пайками не пришлось доставать. А в Рубежине таможня. Где им действительно обменяли все их деньги один к одному. Пятьдесят тысяч за дом, почти две тысячи её сбережений и ещё мелочь, оставшаяся от потраченной в лагере сотни – пятьдесят четыре рубля тридцать копеек. И то немногое сбережённое ею из подарков Майкла: золотую цепочку с медальоном-сердечком, обручальное кольцо с бриллиантиком и золотые с жемчужинками серёжки, которые Майкл купил к совершеннолетию их новорождённой дочери, – всё это даже без пошлины пропустили. Как вещи личного пользования. И они оказались уже на русском вокзале.
Джинни настояла отпраздновать переход в вокзальном буфете. Пир состоял из крепкого горячего чая и бутербродов с дорогой рыбой – Норма старательно привыкала к русской манере делать открытые бутерброды вместо сэндвичей. И опять два пакета-пайка.
– Куда нам столько хлеба, Джинни?
– Сухарики сделаем, – рассмеялась Джинни. – Ты же мне рассказывала, помнишь?
Норма кивнула. Так они и привезли в Загорье три буханки чёрного хлеба, остальные всё-таки съели. Ни в одном поезде ресторана не было, и все ели по вагонам, а чай брали у проводника. И они с Джинни поступали так же. Они – не туристы, и эта экзотика должна стать их обычаями. Да и взять, к примеру, одежду. Толстый вязаный платок-шаль, войлочные сапоги – как они называются, ах да, ва-лен-ки, – это экзотика или необходимость? И манто здесь – не роскошь, а обычная зимняя одежда, её даже носят мехом внутрь для тепла. Хорошо, что у них были деньги, и они сумели уже на первой большой остановке купить тёплой одежды. Вещи, правда,
