вместе с остатками контрреволюционных войск в Новороссийск.
По дороге он заболел сыпным тифом и, пролежав некоторое время в госпитале, был вместе с другими офицерами переброшен из Новороссийска в Поти. Меньшевистское правительство формально интернировало войска Деникина, отступившие на территорию Грузии, а на деле позволило свободно перебрасывать интернированных в Крым, занятый отошедшей туда армией генерала Врангеля.
Лобачевский наголо брил голову. Под его мясистым, приплюснутым носом с широкими ноздрями пробивались редкие, коротко подстриженные усики. После тифа он заболел желтухой, кожа и белки его глаз приняли лимонно-желтый оттенок. Оказавшись в Тифлисе, он первым делом занялся лечением печени.
В первое время новый квартирант Елены держался замкнуто, относился к окружающим подозрительно и почти ни с кем не общался. Единственный человек, к которому он почему-то проникся симпатией, был Корнелий.
Однажды Лобачевский зашел в комнату Корнелия и присел к столу, разглядывая обстановку.
— Счастливый вы человек!
— Почему?..
— Ну как почему? Спокойно тут у вас в Грузии, имеете возможность и учиться и работать, никто не нарушит вашего сна…
— Спокойно, говорите? Это у нас-то?!
— Конечно. Ведь вы не знаете, что такое гражданская война, никакие большевики вас не беспокоят…
— А что, разве большевики так страшны?..
Лобачевский вдруг осекся, испытующе посмотрев на собеседника. Он, очевидно, решил, что разговор следует вести иначе.
— Нет, дорогой, может быть, вы не так поняли меня… Мне что хотелось сказать: вот ваша страна действительно чудесная; с вашей природой не сравнится никакая другая… И сами вы, грузины, как народ привлекаете к себе внимание: вы люди мужественные, честные, гостеприимные. И вот я все думаю, что станет с вашей страной, если и здесь к власти придут большевики, если у вас в Грузии произойдет так называемая пролетарская революция? Вы ведь не представляете себе, что тогда будет!
— Возможно, что не совсем представляю, однако полагаю, что будет лучше, чем теперь, — Неприязненно ответил Корнелий.
В желтоватых глазах Лобачевского сверкнули искорки злобы, но он все же постарался улыбнуться.
— Не говорите так, мой друг… Еще и еще раз повторяю: благодарите бога, что вас миновала такая революция, какая произошла у нас в России, что у вас нет большевистской власти.
— Скажите, почему вы все же с такой ненавистью говорите о большевиках? Видно, очень уж вы не сошлись характерами, — подшутил Корнелий.
Лобачевский с нескрываемой ненавистью посмотрел на него:
— Не сошлись характерами, говорите? Да, не сошлись и, конечно, никогда не сойдемся. Они у меня в печени сидят, кровь мою высосали.
Пред мысленным взором Лобачевского встали паровые мельницы, поместья отца, роскошный особняк в Ростове, затем картины гражданской войны, разгром армии Деникина, бегство, сыпняк, всякие мытарства, унижения. От злости его лицо приняло зеленовато-бурый оттенок.
— Успокойтесь, Александр Иванович, — обратился к собеседнику Корнелий. — Вам вредно волноваться. За последнее время вы очень осунулись, похудели.
Взгляды их встретились, и они прочли в глазах друг у друга взаимную ненависть.
— Да и вы не похожи на человека вернувшегося с курорта. Можно подумать, что у вас чахотка, — кольнул Лобачевский Корнелия.
— Я недавно из тюрьмы, — объяснил Корнелий.
— За что же вы туда попали?
— Участвовал в революционной демонстрации.
— Вы… большевик? Не думал… Простите… Ох, печень… Пойду прилягу… Катя, грелку! — крикнул он, открыв дверь в коридор.
— Грелка вам не поможет. Вам бы свинца раскаленного в печень, — уже с нескрываемой ненавистью произнес Корнелий, глядя на него в упор.
— Жестокий вы человек, — скривившись от боли, произнес Лобачевский и выбежал из комнаты.
Словно побитый пес, добрался он до кровати и лег.
Через несколько дней и второй квартирант Елены покинул ее дом.
Елена каждый день пробирала племянника за неуживчивость, за то, что он выжил выгодных для нее жильцов.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
КИРОВ
29 мая 1920 года Киров получает новое, чрезвычайно важное поручение: он назначается полпредом РСФСР в Грузию; на него возлагается реализация заключенного с правительством Ноя Жордания договора. Перед отъездом из Москвы Киров в личной беседе с Лениным получает директивы о работе.
Из биографии С. М. Кирова
1
На перроне бакинского вокзала собрались рабочие, красноармейцы, командиры, партийные работники. Настроение у всех было приподнятое. Ждали специальный поезд, с которым должен был прибыть из Москвы Сергей Миронович Киров, назначенный полномочным представителем Российской Федерации в Грузии.
Среди встречавших находились Орджоникидзе, Микоян, представитель Коммунистической партии Азербайджана и прибывшие из Тифлиса коммунисты — Серго Кавжарадзе, Вано Махатадзе и Нико Гоциридзе.
Поезд плавно подошел к перрону. Выйдя из вагона, Киров расцеловался со своими боевыми друзьями — Орджоникидзе и Микояном, затем обратился с короткой приветственной речью к встречавшим его рабочим и красноармейцам. Бакинцы восторженно приветствовали Кирова. С его именем были связаны легендарная оборона Астрахани, с которой Баку жил, можно сказать, одной жизнью, разгром контрреволюции и установление советской власти на Северном Кавказе, борьба за советскую власть в Азербайджане. Когда в ночь с 27 на 28 апреля бакинские рабочие подняли восстание и свергли мусаватистское правительство, к ним на помощь пришла Одиннадцатая красная армия во главе с Орджоникидзе, Кировым и Микояном. Прибыв в Баку с первым бронепоездом, они помогли упрочить там власть революционного комитета.
— Все то, чем богат сейчас Азербайджан, все то, что является сейчас приманкой для капиталистических стран, над всем этим, — заявил Киров, — должен быть поставлен рабоче-крестьянский знак!
Киров прошел со встретившими его товарищами и друзьями в здание вокзала. Сели за стол. Орджоникидзе, одетый в военную гимнастерку и буденовку с пятиконечной звездой, любовно поглядывал на своего друга. Коренастый, с чуть скуластым лицом, с вдумчивыми и слегка прищуренными карими глазами, Киров воплощал в себе лучшие качества русского народа — трезвый ум, мужество, стойкость, гуманность, непоколебимую веру и упорство в достижении поставленной цели.
Он с давних пор был тесно связан с народами Кавказа, смело отстаивал в борьбе с контрреволюцией их национальные интересы и чаяния, связывал их борьбу с революционно-освободительной борьбой русского народа. Еще до революции он был известен как талантливый, с большими знаниями и широким кругозором публицист, как народный трибун. Глубокая правда, звучавшая в пламенных речах и статьях Кирова, делала их одинаково понятными, убедительными и горцам Северного Кавказа, и азербайджанцам, и грузинам, и армянам.
Вано Махатадзе, сидевший за столом напротив Кирова, не сводил с него глаз. Впервые он познакомился с ним в семнадцатом году, в Моздоке, на съезде делегатов народов Терской области. С тех пор Киров стал для него образцом революционного борца.
Тогда же на Северном Кавказе, вместе с Кировым и Орджоникидзе, работали Кавжарадзе,
