кричали: «Долой большевиков». Когда мы начали усиливаться, они кричали: «Мы — нейтральны». Когда мы врагов отбили, они говорят: «Да, тут две силы».
Отвечая на приветствия Карцивадзе и Джугели, Киров заявил, что его искренним желанием является укрепление дружественных отношений, нормальных экономических связей между Грузией и Советской Россией, оказание грузинскому народу помощи в использовании права на самоопределение, на установление у себя в стране такого строя, какой народ сам для себя пожелает.
2
— Идем встречать Кирова. Все идут на вокзал, — звал Корнелия Мито, уже совершенно оправившийся после тюрьмы.
Корнелий поспешно оделся, и они пошли на вокзальную площадь.
О дне прибытия Кирова знали почти все в городе. Тифлисцы отправились приветствовать представителя Советской России не только к вокзалу, но и на Ртищевскую улицу, к большому двухэтажному дому, отведенному полномочному представительству Российской Федерации.
Когда агенты Особого отряда и милиционеры оттеснили народ с привокзальной площади, огромные толпы поспешно двинулись в город, и вскоре на Ртищевской улице яблоку негде было упасть.
По мирному договору с Советской Россией правительство Грузии обязалось признать за Коммунистической партией право на легальное существование, освободить из заключения и оградить от дальнейшего преследования, судебного или административного, всех лиц, подвергшихся репрессиям за деяния, совершенные в пользу Советской России или Коммунистической партии.
Однако правительство Грузии не думало о том, чтобы выполнить мирный договор…
Многие коммунисты пришли 20 июня, несмотря на грозившие им репрессии, к зданию советской миссии, чтобы приветствовать Кирова. Корнелий увидел в толпе Сагарадзе, Далакишвили, Гургенидзе, Алавидзе. Были здесь также рабочие Батломе Махатадзе, Элизбар Чикваидзе, Дангадзе, Чаплыгин, Яралов. Сотрудники Особого отряда и милиционеры пытались оттеснить собравшихся в соседние улицы.
В конце Ртищевской показалась воинская часть с духовым оркестром. Командир отряда выстроил солдат перед зданием миссии.
Спустя некоторое время появилось несколько автомобилей. Толпа хлынула из переулков им навстречу. Ничто и никто не смог удержать народ. В первом автомобиле ехали Киров и Карцивадзе, в следующем — Джугели и другие представители правительства.
Когда Киров вышел из автомобиля, в воздухе замелькали шапки и платки.
— Да здравствует Киров, представитель Советской России! — громом пронеслось по улице.
Киров, Карцивадзе и сотрудники советского представительства направились в здание миссии.
Офицер скомандовал «на караул». Оркестр исполнил национальный гимн, а затем «Интернационал», На этом официальная часть встречи закончилась. Представители правительства провели Кирова и его сотрудников в помещение и, попрощавшись, быстро удалились.
Однако народ, собравшийся перед зданием, не расходился, требуя, чтобы Киров вышел на балкон.
Через некоторое время дверь, выходившая на балкон, отворилась, и Киров подошел к балюстраде.
Восторженно смотрели рабочие на коренастого, одетого в белую холщовую косоворотку человека, прибывшего в Грузию посланцем Советской России. Он улыбнулся, щуря глаза от солнца, клонившегося к закату. Он не произнес еще ни одного слова, но все собравшиеся перед зданием миссии уже прониклись к нему чувством какой-то необычайной близости и симпатии.
Рядом с Кировым стояли его товарищи, верные солдаты революции, — высокий, широкоплечий, с соколиным взглядом Карпов, рослый, с открытым, красивым лицом Голубев, прошедший большую школу революционной подпольной работы, и отважный Мухин.
Киров окинул взглядом толпу. Затем улыбка, игравшая на его лице, вдруг исчезла, губы сурово сжались. Он снял кепку и пригладил широкой ладонью густые темно-каштановые волосы. Проникновенно прозвучали слова братского привета грузинскому народу от имени русского народа. С любовью и знанием истории Грузии говорил Киров о ее прошлом, о ее древней культуре, о бессмертном творении, оставленном человечеству гениальным Руставели, о героических подвигах грузинского народа в нескончаемых войнах с персидско-турецкими завоевателями за свободу и независимость, о том, как плечом к плечу с русским народом грузинский народ боролся против царизма, как под влиянием ленинских идей и с помощью Ленина создавались в Закавказье первые марксистские, ленинско-искровские организации, был создан Кавказский союз Российской социал-демократической рабочей партии.
Подаваясь всем корпусом вперед, Киров как бы устремлялся к тому светлому будущему, которое рисовала собравшимся его речь.
Толпа замерла. Тифлисцы затаив дыхание слушали Кирова.
— В период революционных бурь, — говорил Киров, — трудящиеся Грузии установили тесный союз с русским пролетариатом. Этот союз остается незыблемым. Он спаян кровью, совместно пролитой на протяжении десятилетий. Он еще более окреп в период гражданской войны, в ожесточенной борьбе с иностранными интервентами и внутренней контрреволюцией.
Киров разоблачил провокационную клевету и гнусную ложь, которую распространяли контрреволюционеры о Советской России.
— Товарищи, — прогремели заключительные слова речи, — никакая сила не сможет разрушить дружбу русского народа и других народов бывшей царской России, боровшихся за одно общее дело, шедших к одной великой цели. Впервые в истории человечества создается нерушимое содружество наций, в котором расцветут великие и малые, свободные, равноправные народы. Пусть сегодня ложь и клевета скрывают еще от глаз западноевропейских рабочих это величайшее завоевание революции, но верьте, завтра и для них станет видимым то солнце, которое уже озаряет Советскую страну. Никакие старания реакционеров не заслонят этого солнца.
Последние слова Кирова были подхвачены бурей рукоплесканий.
Удивление и восторг были написаны на лицах Мито и Корнелия. Все, кому посчастливилось услышать в этот день Кирова, надолго сохранили в памяти его слова.
3
Корнелий возвратился домой под неотразимым впечатлением речи Кирова. До этого ему приходилось слышать таких политических ораторов, как Жордания, Чхеидзе, Церетели. Но Жордания, во-первых, был заика, а во-вторых, повторял чужие мысли — Плеханова, Каутского и других. Чхеидзе вообще не отличался красноречием. Церетели же, которого меньшевики называли «неподражаемым оратором», «златоустом», был, правда, красноречив, но слова его звучали вяло, бесстрастно: свои речи он произносил глухим, слабым голосом, как прилежный ученик отвечает вызубренный урок. Церетели считали знатоком русского языка, однако речь его была далека от подлинного, живого русского народного языка.
Бежав из Петрограда, Церетели обосновался в Грузии. Здесь он получил возможность выходить за пределы своего кабинета и произносить речи, восхвалявшие порядки, установленные меньшевиками. Однако его красноречие ценилось лишь узким кругом лиц, восседавших в Учредительном собрании. На заводах и фабриках, на собраниях рабочих он появлялся и говорил редко, неохотно: там не находилось почитателей его ораторского таланта, людей, разделявших его политические убеждения.
Сила и убедительность речи Кирова покорили Корнелия, словно подняли перед ним тяжелую завесу, и мысленному взору его предстал новый, неведомый мир.
Вскоре после этого Вано взял его с собой на заседание большевистского комитета. Открыв заседание, он обратился к Корнелию:
— А тебе, брат, пора уже вступить в партию. Ты давно всей душой с нами, и тюремную школу прошел. Работаешь хорошо, все тебя знают. Мы давно уже считаем тебя большевиком, нашим человеком. Чего медлишь? Подавай заявление. Правда, в голове твоей еще немало старого
