для него небольшую полутемную комнатушку.
На следующий день Корнелий в сопровождении Като и Маро отправился к известному специалисту по легочным болезням, доктору Копадзе, седому, благообразному старику, болевшему некогда туберкулезом и жившему уже много лет безвыездно в Абастумане. Узнав, что его пациент брат профессора Евгения Мхеидзе, Копадзе, прежде чем заняться болезнью, долго с ним беседовал, расспрашивая о политических новостях, о том, что делается в Тифлисе.
Затем, осмотрев больного, он выписал несколько рецептов, потребовал соблюдать строгий режим.
Через несколько дней Маро уехала в Тифлис. Корнелий точно соблюдал все предписания врача, аккуратно принимал лекарства, ел масло, яйца и уже через пять дней после приезда в Абастуман перестал кашлять. Еще через несколько дней у него установилась нормальная температура. Выслушав Корнелия во время четвертого визита, врач дружески похлопал его по плечу.
— Ну, вы молодец! Одевайтесь. Могу вам сказать, что дело явно идет на поправку. Однако запомните, дорогой, что беречь себя все же необходимо и что нет у нас, а тем более у людей, занимающихся спортом, более опасных врагов, чем никотин, Бахус и Венера. Вы меня понимаете? Ну так вот, будьте здоровы!
Корнелий вышел от Копадзе обнадеженный, окрыленный. Его охватила жажда работы. Скорее бы в Тифлис, наверстать потерянное!
2
Засев за письма, Корнелий в один прием написал матери, Маро, Ионе и Мито. Затем надел пальто и отправился на почту. Идти надо было тополевой аллеей, тянувшейся вдоль речки. Листья на деревьях уже заметно пожелтели. Горы заволокло туманом, моросил дождь. Вообще в этом году осень наступила рано. Уже 20 августа на перевалах выпал снег. Стада перекочевали с горных пастбищ в долины. Дачники укладывали вещи и мало-помалу разъезжались. Абастуман с каждым днем становился все безлюднее.
Почта помещалась в небольшом каменном доме, в центре курорта. В те годы почтовая контора и аптека были единственным местом в Абастумане, где в дождливые дни дачники и местные жители могли встретиться, поделиться новостями. Помещение почты служило одновременно и читальней. Здесь, на крытом балконе, просматривались полученные газеты и журналы, обсуждались злободневные политические вопросы.
Иного характера разговоры велись среди публики, приходившей за лекарствами в аптеку. Здесь, где преимущественно бывали родные и близкие больных туберкулезом, обсуждалось состояние здоровья того или иного больного, вскрывались курортные неполадки, подвергались нападкам врачи.
В Абастумане Корнелий часто встречался со своим товарищем, с которым подружился еще в школьные годы, — Леваном Коридзе.
После революции Коридзе вступил в меньшевистскую партию. У Корнелия с ним при каждой встрече возникали горячие споры. Коридзе называл Корнелия «новоявленным большевиком», хотя он и сам уже освобождался от иллюзий, которые рисовали народу меньшевистские лидеры. Только к Ною Жордания он питал еще доверие и уважение.
Жордания отдыхал этим летом в Абастумане. Он тяжело переживал недавнюю смерть своего единственного двенадцатилетнего сына. Горе как-то сразу состарило его. Врачи уговорили президента отдохнуть. Поселился Жордания во дворце, принадлежавшем ранее одному из членов императорской фамилии. Вместе с ним отдыхали министр внутренних дел Рамишвили и еще несколько членов правительства. Жордания привез из Тифлиса своего повара, свой любимый экипаж — ландо и телохранителя, бывшего парикмахера, отличавшегося неимоверной физической силой.
Подойдя к почте, Корнелий увидел на балконе Левана Коридзе, беседовавшего с человеком средних лет, с длинной, густой бородой, одетым в солдатскую шинель.
Корнелий поднялся на балкон. Леван, улыбнувшись, пожал ему руку, затем представил своего собеседника:
— Знакомься — Вербицкий Иван Александрович.
Корнелий любопытным взглядом окинул своеобразную фигуру нового знакомого, по виду типичного русского революционера-народника.
— Это известный социал-демократ, — пояснил по-грузински Леван. — Очень интересный и образованный человек. Жордания почти все время проводит с ним. Он тоже приехал сюда лечиться…
Корнелий немного удивился, что этот рослый, на вид такой здоровый человек приехал на курорт для легочных больных.
Опустив в широкий карман шинели пачку газет, Вербицкий обратился к Корнелию:
— Я слышал, что вы пишете. Тем приятнее познакомиться с вами.
— Мне тоже, — сказал Корнелий, еще раз пытливо оглядывая Вербицкого. Из-под его густых, нависших бровей смотрели живые, умные глаза, взгляд которых проникал, казалось, в самую душу. Корнелий мог бы и без пояснений Коридзе распознать в новом знакомом и в самом деле личность незаурядную.
— Писатели — нужные и полезные люди. Народ очень любит их, — заметил Вербицкий.
— Это верно, — согласился с ним Коридзе и тут же добавил: — Но наш писатель к тому же и большевик.
— Вот как? А знаете, кстати, Валерий Брюсов тоже большевик! — заметил Вербицкий.
Нахмурив брови, Коридзе продолжал подтрунивать над Корнелием:
— Это Вано Махатадзе сбил его с правильного пути.
— Кто такой Вано Махатадзе, который мешает писателю идти по правильному пути? — спросил Вербицкий.
— Наш общий с Корнелием школьный товарищ, большевик, фанатик и исключительный оригинал.
— Фанатизм, — заметил с улыбкой Вербицкий, — бывает необходим для революционера, но…
Коридзе не дал ему договорить:
— В том-то и дело, Иван Александрович, что «но»… Махатадзе всех нас считает контрреволюционерами, которых, по его мнению, следует расстрелять. Все ему в нашей стране не нравится, точно у нас не демократическая республика…
— Ваша республика демократическая по декрету, а бог знает какая по секрету! — съязвил Корнелий.
— А ты какую хотел бы — пролетарскую, советскую? — спросил Коридзе.
— Ну да!
— Вот вам плоды просвещения, — обратился к Вербицкому Коридзе и, безнадежно махнув рукой, снова спросил своего друга: — Почему же ты не едешь в Советскую Россию? Интересно, как бы ты там запел, увидев нищету, голод и сыпняк?..
— Да, в России сейчас тяжело, — согласился с ним Вербицкий, — но Советская Россия перешла уже через самый тяжелый перевал. А что сулит будущее Грузии — неизвестно. Недаром Ной Николаевич в беседе со мной говорил об экономической разрухе, грозящей гибелью Грузии. Что касается сыпняка, так ведь у вас пока гражданской войны нет. Впрочем, к слову сказать, и хлеба нет…
— Это не совсем так. То, что мы пережили — войну и крестьянские восстания, — тоже стоит в своем роде гражданской войны… Вы знаете это не хуже, чем я…
— Знаю. Но ведь вы тоже могли бы быть уже за перевалом…
— Не будем спешить с выводами, предоставим истории судить об этом.
— Мне кажется, что история уже сказала свое слово…
Коридзе снял фуражку, вытер платком лоб и удивленно посмотрел на Вербицкого.
ЛИЦОМ К ЛИЦУ
…Настал момент, когда нужно решить основной вопрос…
Ал. Толстой
1
В те дни, когда Жордания и некоторые члены правительства отдыхали в Абастумане, Красная Армия, отразив наступление польских войск, вторгнувшихся на Украину, преследуя их, подошла к Варшаве и Львову. Спасая Польшу от катастрофы, министр иностранных дел Англии Керзон
