Коул идеален снаружи, но прогнил внутри.
С тех пор как я увидела ту фотографию связанной девушки, я поняла, как глубоко он на самом деле бежит, как далеко и как быстро он может идти. Что он может быть намного хуже, чем я знаю.
И я ненавижу, что моей первой реакцией на этот образ была интрига.
Какого черта меня должна заинтриговать эта порочность? Коул и его больные привычки могут катиться к чёрту. Я дочь Себастьяна Куинс и Синтии Дэвис. Я самый правильный подросток, которого ты когда-либо найдёшь, и моё мнение о Коуле определённо отрицательное.
Теперь, если я перестану пялиться на него, это будет хорошо.
Он ловит мой взгляд через стол и улыбается, как чёртов джентльмен.
– Сильвер также верит в отношения с азиатскими странами, не так ли?
– Да, но я также не одобряю политику правительства по отношению к режимам диктаторов только потому, что мы можем продавать им оружие и заполнять наш сейф.
Коул поднимает бровь.
– Ты предлагаешь нам использовать наш арсенал и поразить их, ну, знаешь, чтобы стать супергероями?
– Нет. Я просто говорю, что мы должны оказывать на них давление, а не позволять им поступать со своим народом так, как им заблагорассудится.
– Это их люди. Почему нас это должно волновать?
Боже. Он приводит меня в бешенство.
Если бы это был кто-то другой, я бы сохранила хладнокровие и продолжила дискуссию, но то, как он подначивает меня этим обманчиво спокойным тоном, действует мне на нервы. Или, скорее, он действует мне на нервы.
Все в нём меняется, от его волос, которые стали длиннее, до его глаз, которые стали более пронзительными, до его проклятой челюсти, которая заострилась за ночь.
– Ты знаешь… – Говорю я самым спокойным тоном. – Эта философия «Это не моя проблема. Мне все равно» - вот что разрушает мир.
– И все же, некоторые делают это так хорошо. – Он неторопливо жуёт говядину. – Они даже могут притвориться, что им наплевать на себя или своих старых друзей.
Укол в мой адрес за то, как я наблюдаю за Ким издалека, но все равно бросаю в её сторону стервозные замечания.
Я всегда, в обязательном порядке, ловлю на себе пристальный взгляд Коула после того, как говорю Ким, чтобы она отвалила.
Хотя в его глазах больше, чем разочарование. Это чистая ненависть.
Он ненавидит меня в школе. Он терпеть не может находиться рядом со мной и даёт об этом знать, тайком дёргая меня за волосы при каждом удобном случае.
– Это лучше, чем притворяться, что ты заботишься обо всех, когда это не так. – Я делаю паузу, изображая безразличие. – В общем и целом.
– Вы, дети, всегда вцепляетесь друг другу в глотки.
Хелен смеётся, наливая мне ещё сока.
Я странная. Я пью сок за ужином, и Хелен уважает это. Разве она не лучшая?
Это Коул смеётся надо мной с другого конца стола, и я хмуро смотрю на него, делая глоток яблочного сока.
– Их дебаты - это весело. – Папа улыбается нам. – Наш обеденный стол будет таким оживлённым в будущем, как только мы с Хелен поженимся.
Я давлюсь соком и кашляю, когда Хелен помогает мне, похлопывая по спине.
– Себастьян! – Ругается она. – Мы договорились поговорить об этом после ужина. Посмотри, что ты сделал с Сильвер.
– Мне очень жаль, принцесса. – Он протягивает мне салфетку. – Я, наверное, слишком взволнован этой новостью. Хелен и Коул переедут к нам. Разве это не замечательно?”
Нет.
Нет, это не так.
В последнее время Хелен жаловалась на то, что выходит из своей рабочей зоны, а папа говорил, что больше не может найти времени для встреч с ней, поэтому я решила, что они расстанутся скорее раньше, чем позже. Я думала, это была интрижка, но интрижка не может продолжаться три года, верно?
Насколько глупой я могу быть?
Отпивая воду из чашки, которую предложила мне Хелен, я смотрю на Коула через стол. Он сделал паузу на середине своего стейка, но, кроме этого, никакой реакции.
– Ты в порядке, дорогая? – Спрашивает меня Хелен. – Что-то не так?
Да. Что-то не так.
Это предчувствие насчёт времени снова поражает меня. Что-то определённо не так. Я не могу позволить им сделать это.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я не хочу этого. Я даже не знаю, почему. Я люблю Хелен и то, как она прогнала папино одиночество, но мне это не нравится.
Я должен что-то сделать. Сейчас.
– Папа, я...
– Поздравляю, мам. – Коул встаёт и обнимает её, и её лицо расплывается в лучезарной улыбке. Затем он пожимает папе руку. – Поздравляю, Себастьян.
– Спасибо, сынок.
Поздравляю?
Поздравления, блядь?
Какого черта он это сделал? Почему он даёт им свои благословения?
Нет.
Этого не может быть.
– Принцесса?
Папа смотрит на меня сверху вниз, нахмурив брови. Он разочарован во мне за то, что я не такая, как Коул.
Он ненавидит, что я заставляю Хелен чувствовать себя даже немного неловко.
Что, черт возьми, со мной не так?
Я встаю на шаткие ноги и сверкаю улыбкой, которую так хорошо отточила во время шоу.
– Поздравляю, папочка, Хелен. Я так рада за вас обоих.
Я не рада.
Если есть место ниже ада, я заслуживаю быть там. Почему я не радуюсь за них?
Это из-за мамы, да? Я номер один верила в её роман с папой, несмотря на все ссоры, и я надеялась, что когда-нибудь в конце концов они снова будут вместе.
Тем более что до Хелен они фактически не виделись с другими людьми после развода.
Однако это не то, что сжимает моё сердце в своих черных, безжалостных когтях.
Я заставляю себя слушать, как они говорят о подготовке к свадьбе и о том, что им нужно сделать это в ближайшее время, до выборов.
Они договариваются о моём дне рождения, «двойном праздновании», как говорит папа.
Я открываю рот, чтобы закричать, НЕТ, но вместо этого говорю.
– Я обещала позвонить маме. Я могу идти?
– Ну, конечно. – Хелен гладит меня по руке, черты её лица морщатся. – Ты в порядке?”
– Да, идеально. Я не могу дождаться, когда расскажу маме новости.
– Я боюсь, что она не будет так же благосклонна к ним.
Папа разрезает мясо с нейтральным выражением лица.
– О чём ты говоришь? Мама всегда будет рада за тебя.
Мой голос на грани срыва. Мне нужно выбраться отсюда. Сейчас.
И мне нужно перестать пытаться смотреть на придурка через стол. Он не стал бы помогать. Он все испортил.
– Синтия? Рад за меня? –Папа поднимает голову. – Мы говорим о той же Синтии Дэвис, которая в настоящее время собирает людей, чтобы проголосовать против моего законопроекта?
– Она не хочет ничего плохого. Я сейчас вернусь.
Я улетаю от этой сцены так быстро, как только могу. Я не знаю, как я поднимаюсь по лестнице, но в тот момент, когда я оказываюсь в своей комнате, я падаю на кровать, моё сердце чуть не выскакивает из груди.
Желание заплакать приходит ко мне из ниоткуда, и я не могу это контролировать.
Что со мной происходит? Почему я чувствую, что пропустил самое лучшее время из всех? Как будто я все испортил?
Моя дверь со щелчком открывается. Я чувствую его ещё до того, как вижу.
В его присутствии есть что-то такое, что стало привычным за эти годы. Даже в парке я чувствую его ещё до того, как он появляется.
В школе я знаю, когда он там, ещё до того, как вхожу в класс.
Это проклятие.
От которого я не могла избавиться с тех пор, как он впервые назвал меня Бабочкой и вытер мои слезы, покрыв его блёстками.
Коул стоит в дверях, засунув руку в карман джинсов. За эти годы он расцвёл и стал высоким, с мускулистым спортивным телом, от которого все девушки падают в обморок.
И не только потому, что он член футбольной команды и один из четырёх всадников Элиты.
Его прозвали Голодом, потому что, хоть он в основном и молчит, он смертельно опасен в атаках. Он подкрадывается к тебе из ниоткуда и убивает тебя медленной, мучительной смертью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Девушки думают, что в нём есть всё — умный, горячий, богатый и спортсмен. Я почти слышу, как Саммер и Вероника говорят, что мне так повезло быть его сводной сестрой.
