меня… Разве так важно, сколько во мне энергии, даров и т. д.? <…> Если бы только я смогла исчезнуть, возникло бы слияние совершенной любви Бога и земли, по которой я хожу, моря, которое я слышу». Иногда я пробую сделать это в Лос-Анджелесе.
Последние картины Тека часто критикуют за то, что они слишком «изысканные», слишком «приятные глазу». На выставке в 1988 году он повесил их так низко, что для того, чтобы их рассмотреть, посетителям приходилось садиться на детские стульчики. Позже Ричард Флад, с тех пор ставший заклятым врагом художника, назовет творческий путь Тека «одним из величайших провалов в современном искусстве».
«Почему я такой скучный?» 11–7–79
Слава Богу, прошлое закончилось!
Удивляюсь, почему мне так
скучно, почему я так отстранен, не
целеустремлен, почему лучшие
из моих сил и воззрений, лучшие
поступки по неизвестной причине
не задействованы, не воплощены и т. д., возможно
потому что мою «истинную» ответственность
игнорируют, отрицают,
Едва ли не высмеивают… т. е. картины?
или скорее женщины? Их избрж?
Всё созревает в свой
урочный срок[19]. «Блудное чудо»
Всё созревает в свой
урочный срок.
Время — единственное, с чем мы все останемся. В дневниках, которые писал Тек, нет ничего «приятного». Прочитав их в ту пятницу в Берлине, я поняла, что письмо может быть плохим и всё равно стать частью чего-то хорошего. Что «искусство» на самом деле — это артефакт, экспонат А, экспонат Б, свидетельство — чего? Всего опыта и всей жизни человека, целиком. И еще что всегда есть вероятность провала. Вероятность, что ничего не получится.
3
«Грэвити и Грейс»: Съемки — Истон, Пенсильвания; Окленд, Новая Зеландия; Нью-Йорк 1993–1994
Осень 1992 года мы с Сильвером отсиживались в Истоне, штат Пенсильвания, — забытом всеми городке примерно в шестидесяти километрах от Нью-Йорка. С нами была Лили, наша собака, помесь таксы и кокер-спаниеля. Жилье в Истоне было дешевле, а мне нужно было лететь в Новую Зеландию на съемки фильма в начале января. Поэтому вместо того, чтобы потребовать от жильцов освободить нашу нью-йоркскую квартиру, или наш дом в Ист-Хэмптоне, или коттедж на севере штата в Турмане (все они были выгодно сданы в аренду), мы погрузили наши вещи в машину и в очередной раз переехали. С февраля того года я как на иголках ждала новостей насчет Новой Зеландии, пытаясь добыть деньги на фильм. Наконец в июле появился спонсор. Переезд казался приключением.
Целый год мы ходили на поклон то к одним, то к другим в поисках финансирования. Если Сильвер — профессор Колумбийского университета — обладал солидной репутацией и карьерой, то на мою долю за десять лет не выпало никаких достижений. С 1982 года я считалась «режиссером», снимала заумные, сложные, невзрачные экспериментальные фильмы, показывала их в клубах и на площадках, где проекторы выходили из строя, а зрители в открытую болтали и улюлюкали. Я почти сдалась, месяцами жила в нашем коттедже, занималась волонтерством в местной школе, мариновала огурцы в горчичном соусе и подумывала о самоубийстве, пока Сильвер готовился к своим лекциям.
Было невозможно представить, чтобы кто-нибудь помог мне снять полнометражный художественный фильм в Нью-Йорке. Тогда-то и созрел окончательный план: после якобы успешного десятилетнего пребывания в Америке я вернусь в Новую Зеландию и буду искать деньги там. К счастью, мои амбиции вошли в резонанс с устремлениями Хелен Бенхэм. Хелен, в то время возглавлявшую хорошо финансируемую арт-организацию, очень интересовала моя история. Ей давно хотелось наладить связь между художественными сообществами Окленда и Нью-Йорка, и случайно не замужем ли я за тем самым критиком Сильвером Лотренже?
Кое-как мы договорились. Если я смогу написать что-то похожее на «короткий драматический фильм», Хелен протолкнет мою заявку на сорок тысяч долларов. В обмен на это Сильвер приедет со мной в Новую Зеландию, прочтет пару лекций и, возможно, сделает проект с местными художниками. Хелен не могла оплатить производство всего фильма, но если мне удастся найти средства на съемку второй части фильма в Нью-Йорке с новозеландской съемочной и актерской группой, то она «придумает», как нам завершить работу.
Мы с Сильвером единодушно решили, что это лучшее из всех предложений, сделанных мне за последние десять лет. Мы знали, что съемки «Грэвити и Грейс» обойдутся нам недешево, поэтому решили сдать в аренду всю нашу недвижимость и соглашаться на любые командировки.
В мае, как только Сильвер закончил преподавать, мы улетели из Нью-Йорка в Лос-Анджелес; затем ради четырех тысяч долларов — в Берлин; снова в Лос-Анджелес, и наконец в Рипариус, штат Нью-Йорк, где мы сняли двухкомнатную хибару до конца августа, чтобы не разрывать договор на наш сданный в аренду десятикомнатный коттедж.
В День труда, когда истек срок аренды в Рипариусе, мы погрузили все наши вещи и мебель в «форд гранаду». Лили втиснула свое миниатюрное тельце между диванными подушками, книгами и глиняными мисками из комиссионки. Мы не были уверены, где осядем, но договорились ехать на юг до тех пор, пока не найдем миленькое местечко в глуши с дешевым жильем и прямыми автобусами до Нью-Йорка.
Истон идеально подходил под это описание. Мы добрались туда около половины седьмого, когда солнце уже садилось. С одной стороны, мы просто не хотели больше маяться с машиной, доверху забитой вещами, или тратить очередные пятьдесят баксов на мотель, но в то же время нас околдовала атмосфера этого города-призрака — его мощеные улочки, облезлые фасады зданий восемнадцатого века, реставрированные в последний раз еще при Джимми Картере в семидесятых. Мы купили городскую газету и через три часа подписали договор на аренду таунхауса за шестьсот долларов в месяц.
Всю осень мы жили в доме 620 на Фронт-стрит, как террористы во временном убежище. Знакомство с городом не заняло много времени. Наш дом стоял напротив здания городской мэрии. Двумя кварталами ниже на пересечении Фронт-стрит и Мэйн-стрит был дайнер, несколько комиссионных магазинов и старинное здание с кассой и залом ожидания, откуда автобус «Трансбридж» отправлялся в Нью-Йорк. В трех кварталах к востоку располагался железный балочный мост через реку Делавэр — он отделял Истон от Нью-Джерси. «Здесь начинается Америка», — вздыхал дорожный знак. Далее в городе располагались тату-салон, сырная лавка и несколько парикмахерских. Была там и фабрика по производству цветных карандашей, и литейное производство, и несколько старых заброшенных мельниц. Я так и не смогла постичь эту часть Пенсильвании, а Сильверу даже и
