Он всегда входил в состав чего-нибудь. В тот день, пока мы ехали в машине, он рассказал мне о своих новых знакомых, которые проводили терапевтические встречи, нацеленные на изменение поведения у осужденных насильников. У них было несколько офисов, группы встречались еженедельно, а по выходным они устраивали марафоны и доводили друг друга до состояния, в котором что-то всплывает на поверхность. Чева так впечатлила теплота и организованность группы, что он начал кое-что припоминать… как он испытывал влечение к дочери своей бывшей девушки — ребенку было всего тринадцать. Да ведь он тоже извращенец! Поскольку это влечение никогда не было реализовано, признание не привело к судимости. Зато оно стало входным билетом в терапевтическую субкультуру, состоящую из групп конфронтационной терапии и самопомощи, и Чев понял, что здесь его ждет успех.
В отличие от образованных левых, терапевты, специализирующиеся на извращенцах, проявляли интерес к будущему Чева. Они отправили его на курсы и платили за него, чтобы он преподавал во время подготовки к сертификации. Они готовили его к карьере внутри движения. Чев со всей серьезностью рассказывал о том, как осознал, что его девиации начались с сексуального опыта с двоюродной сестрой в подростковом возрасте. Это был эпизод, который он восстановил в памяти.
Я слушала; я была за него рада и разочарована. Это больше не было игрой «на слабо». Поскольку оставаться подростком означает отрицать любую компенсаторную ложь о собственной жизни, я поняла, что клятва была нарушена.
В мотеле мы жили на деньги Сильвера. В апреле, когда у меня всё-таки случился приступ и я лежала под капельницей в Оклендской городской больнице, Дельфин и Чев были заняты совместным просмотром кино, но это было позже. В январе мы отдыхали на побережье, читали, ходили на прогулки и без лишних слов сошлись на том, что поездка будет короткой.
Так что да, потихоньку всё копилось до тех пор, пока не настал момент, когда более невозможно полагаться на мифологии, в которые ты верила прежде, а новых на замену нет. На поверхность ничего не всплывает. Всё разваливается.
4
Нам пора задуматься о том, чтобы навсегда оставить тело.
Уильям Берроуз, Брайон Гайсин. Третий ум
Стоп-кадр этого мгновения (пятница, 20 ноября 1998 года, ИстХэмптон): Сильвер и я — это Бувар и Пекюше. Относительно теплый светло-серый ноябрьский день. Падают бурые листья. Горы листьев вдоль дороги ждут, когда их заберут городские службы. Прилив. Стебли амброзии на побережье всё еще зеленожелтые — на фоне чахнущей травы и залива они выглядят на удивление сочными и густыми. Я сижу на задней веранде бара «О’Тулс» у воды, на Скво-роуд — на той улице, где мы с Сильвером прожили с перерывами несколько лет. Дом продали в прошлом году. Несколько недель я была поглощена тем, что писала. Теперь я в этом не так уверена —
Я приехала сюда из Лос-Анджелеса 1 сентября, примерно десять недель назад. Взяла академический отпуск на полгода. Начала читать книгу «Тень сэра Видиа» Пола Теру о его дружбе с писателем В. С. Найполом. Я начала ее читать, потому что незадолго до этого ее упомянул Гэвин Брайс — человек, с которым с 3 сентября я занимаюсь садомазохистским сексом по телефону. Гэвин — успешный кинопродюсер. Эта деталь показалась мне ироничной, когда недель десять назад мы «встретились» с ним около полуночи в лос-анджелесском телефонном чате, и я рассказала ему, что перебралась сюда, чтобы писать о провале своего жалкого независимого фильма. Гэвин рассмеялся. Он звонил из Северной Африки. В его съемочной команде была без малого тысяча человек, они готовились к съемкам среднебюджетного голливудского фильма.
Я третью ночь оставалась на Сикрест-лейн в доме девушки своего мужа. Они оба были в Нью-Йорке, в сотне миль от меня. Поскольку я проводила очень много времени в полном одиночестве, когда жила в Лос-Анджелесе, звонки в голосовой чат вошли в привычку. Перед тем как идти спать, или во время рабочего перерыва, или долгими жаркими послеполуденными часами мне нравилось слушать голоса людей на линии секса по телефону «Доминирование и подчинение». Это было ненавязчивое сообщество фрилансеров-трудоголиков. Иногда мы обменивались сообщениями о том, чем мы занимаемся. Никто из тех, кого я знала по миру искусства, не был заинтересован в доминировании и подчинении, да и в обычном сексе тоже. Садомазохистская игра была практическим навыком. Мы перекидывались голосовыми сообщениям, могли обменяться телефонными номерами, и некоторые разговоры приводили к встречам. Так у меня появилось что-то, чего я с нетерпением ждала. Хотя в Нью-Йорке я бы никогда не стала заниматься садомазо-сексом с незнакомцем в машине, в Лос-Анджелесе это отвлекало от поверхностно хлопотливой, но не особенно захватывающей жизни. События хоть и происходили, но ни к чему не приводили, все бесконечно друг с другом разговаривали, но обмена информацией не было — не было того ощущения, когда твои слова и жесты входят в поле собеседника. Садомазохистские игры с незнакомцами помогали мне почувствовать, что тот, с кем я говорю, существует.
Там, в Нью-Йорке, были настоящие события и разговоры, была история, были пейзажи, люди, вещи, которыми я хотела обладать и которым завидовала, и я бы никогда не подключилась к лос-анджелесскому телефонному чату, не проведи я последние три дня в доме Роберты за разбором алтаря, который она соорудила в книжном шкафу на первом этаже дома: в центре нарисованный пенис моего мужа, а вокруг него кусочки линолеума, вынесенные ею из дома на Скво-роуд, где мы жили. «Крис, ну ведь она художница», — рассудил Сильвер. Потом у меня состоялся телефонный разговор с моей заклятой подругой Даниэль. Даниэль — глас супер-эго с Манхэттена. Я даже не успела упомянуть алтарь пенису, а она уже гадала, какая из моих детских травм довела меня до такой гнетущей и неадекватной ситуации. Даниэль рассказала мне о своем психотерапевте, своем агенте, своих Зрелых Отношениях, и сорок минут спустя я повесила трубку, чувствуя себя тараканом, мечтая о том, чтобы произошло что-нибудь невероятное, и вот оно произошло.
С безопасного расстояния в три тысячи миль я впервые подключилась к лос-анджелесскому телефонному чату: Карен, сабмиссив, хочет взаимодействия с доминантным мужчиной, который знает, что он делает и для чего, — а в этот момент примерно в четырнадцати тысячах миль от меня Гэвин Брайс лежал на огромной кровати в своей студии и прослушивал разные женские голоса, нажимая цифру «три», чтобы перейти к следующему. Гэвин сразу же ответил «Карен», поскольку БДСМ в телефонном чате упоминали крайне редко. Он
