гробы и бывали могилы, но не такие. Таких похорон не помнит никто.
Гроб делают на двоих, но каких-то средних размеров – покойники в этот раз необычные, без мерок.
На следующий день готовый гроб, обитый чёрным, как сажа, сатином, привозят к сгоревшему
дому. Как набирать прах тоже, никто не знает. Роман стараниями Матвея снова пьян до
невменяемости. Он подходит к пожарищу. Кто-то протягивает ему лопату. Роман автоматически
берёт то, что подали, но, увидев, что в его руке лопата, вяло откидывает её в сторону. Попросив,
чтобы гроб поставили на остов обгоревшей кровати, он начинает голыми ладонями сгребать и
сыпать холодный пепел в белое чистое чрево гроба с оставшимися в нём стружками. Видя
попавшие в гроб древесные угольки, выбирает их и откидывает. Он не знает точно, что именно он
нагребает и много ли этого нужно. Это продолжается долго. Греет руки подмышками и продолжает
ни на кого не обращая внимания. Матвей подходит к нему, чтобы помочь или остановить. Роман
вытягивает руку, отстраняя его и, споткнувшись обо что-то, неуклюже заваливается боком, потом,
не удержавшись, катится дальше и утыкается лицом в снег и пепел. Матвей с трудом поднимает
его, подхватив под руку. Высокий, ссутулившийся, Роман стоит, пошатываясь, лицо его грязное,
пепел прилип не только к мокрым от слёз щекам, но и запутался в прядях светлых волос. Он
слышит смех какого-то ребёнка, видит людей, стоящих перед ним, и в первую очередь этого
смеющегося пацана, который показывает на пьяного дядю с испачканным лицом. Отец торопливо
прямо сквозь шапку тюкает его по голове костяшками пальцев. И этот отец – никто иной, как
одноклассник Боря Калганов, с которым они когда-то после армии так славно загорали на речке.
Опустив взгляд, Роман видит мальчишку, который потирает теперь рукой ушибленное место и
смотрит на Романа глазами, полными слёз и обиды. На мальчишке солдатская шапка со
звёздочкой на лбу. А ещё он стоит в телогрейке с оторванной пуговицей. И это вдруг напоминает
Роману его самого маленького, стоящего в автобусе перед отцом, по щетинистой щеке которого
катится блестящая капля. Эта его неожиданная слеза не забудется никогда. Она выкатилась тогда
от горькой жалости к сыну, которому когда-то придётся узнать о существовании смерти в этом
мире. И вот теперь так же ничего не знает ещё о ней и этот пацанёнок, живущий совсем в другом
мире. «Эх, отец, – с горькой отчётливостью думается Роману, – ты теперь вместе со своей светлой
слезой и со своими сгоревшими глазами навсегда здесь, в этом пепле…»
Оторвав взгляд от мальчишки, Роман смотрит на других людей. Тут же и Тоня Серебрянникова,
когда-то отвергнутая Борей. Здесь же Галина Ивановна, заведующая клубом, в котором его мама
работала бессменной уборщицей. Рядом с Галиной Ивановной в красивой, ладно подогнанной
дубленке – её дочь, красавица Светлана – Пугливая Птица. Светлана стоит, прикрыв рукой с
платочком рот, открытый, видимо, от изумления и ужаса. Она живёт теперь в райцентре, у неё
хороший муж и подрастающий ребёнок. Почему она сегодня здесь? Наверное, просто гостит у
родителей. Какой была бы её жизнь, будь она тогда, несколько лет назад, мягче и уступчивей с
Романом? Не пришлось ли бы ей сейчас ещё глубже разделить его горе? Однако люди, погибшие
на пожаре, не стали ей родными, и ей сейчас куда легче.
– Ладно, ладно, Роман, – как ребёнку говорит Матвей откуда-то сбоку, – хватит уж нагребать-то,
хватит. . Всё уже собрал, всё…
Тут же, на месте, заколотив крышку, гроб ставят на стулья около дороги, перед пожарищем. Все
стоят так же молча. Потом поднимают гроб на белых вафельных полотенцах. Поначалу, как
требует того обычай, несут его на руках вшестером, но нести в нём нечего: гроб совсем лёгкий.
Потом его водружают на машину, а машине уже всё равно, сколько он весит. Все воспринимают эти
похороны с неким недоумением – что несут в этом гробе? Что или кого хоронят? Но похороны
необходимы, потому что всё случившееся должно быть поставлено в более или менее ровный
жизненный ряд. Всем понятно и другое: это делается для Романа, у которого кроме могилы теперь
265
нет ничего. Памятник на могиле будет без фотографий. Все карточки сгорели. Сгорели
фотографии, на которых мать с отцом были сняты весёлыми на разных гулянках, и очень
серьезными «на память». Теперь нет ничего. Огонь унёс и людей, и память о них.
Поминки готовит Катерина, но к ней присоединяются другие соседки. Все, пришедшие к ним в
дом, приносят своё. Из родственников погибших за столом один Роман – приёмный сын. Но горечи
и тёплых прощальных слов от этого не меньше…
Из Пылёвки Роман уезжает на другой день после похорон, отравленный водкой до того, что уже
не в состоянии что-либо воспринимать, думать, переживать, принимать решения. Но, как считает
непьющий Матвей, водка его просто спасла.
Перед тем, как идти на остановку, Роман ещё раз останавливается у пожарища, чтобы
попрощаться. «Здесь сгорела моя мать, добрейшая женщина, – говорит он сам себе, – и отец,
хороший деревенский мужик, передовик производства, которому даже предоставили возможность
первоочередного приобретения мотоцикла с коляской. Они сгорели потому, что вынуждены были
воровать электричество, чтобы им стало теплее… Спасибо тебе за это, моё любимое
государство…»
«Кто я? Что я?» – медленно приходя в себя, думает Роман в поезде по дороге в Выберино.
Впервые за свою жизнь он чувствует, что в его жизни нет никакой основы, что он висит над
зияющей пустотой. *10
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Варежки
Во всех снах Романа присутствует огонь. Только почему-то холодный и молчаливый, как в
немом кино – просто какое-то абстрактное, как бы мысленное пламя. Так же холодна и
поверхностна прочая жизнь: всё необходимое руки делают сами – по привычке или необходимости.
Душа, усечённая наполовину, не волнуется даже ожиданием ребёнка. Ребёнок – это лишь
неотменимое событие будущего, и не более того. В такой зыбкой жизни: нелогичной, без твёрдой
подошвы – даже появление нового человека безразлично и словно не обязательно. Смерть
проступает всюду и во всём. Кажется, она как некая субстанция присутствует в каждом
окружающем предмете или как седой байкальский туман способна наполнять собой всё
пространство, проникая в каждую щель. И, оказывается, что в этой непосредственной близи
смерть совсем не страшна. Ну вот стоит она где-то тут, рядом, за левым плечом, задумчиво глядя и
на тебя… «Ну и что? – равнодушно обернувшись, спрашивает её Роман. – Ты за кем-то ещё? Если
за мной, то пожалуйста, я готов…»
Размышляя раньше о
