Учиться днем, за обедом смеяться над шутками Кабзала, вечерами болтать и спорить с Ясной – вот чего она хотела. И все три занятия построены на лжи.
Обеспокоенная, она взяла корзину с хлебом и вареньем и отправилась в Конклав, в покои Ясны. В корзиночке у входа ее дожидалось письмо. Нахмурившись, Шаллан сломала печать.
«Девочка моя, – гласило письмо. – Мы получили твое сообщение. „Услада ветра“ скоро опять будет в харбрантском порту. Разумеется, мы возьмем тебя на борт и отвезем домой. Твое общество будет мне в радость. Мы же, как ни крути, люди Даваров и в долгу у вашей семьи.
Нам еще надо быстренько сгонять к большой земле, но потом поспешим в Харбрант. Через неделю прибудем и заберем тебя, жди.
Капитан Тозбек».
Чуть ниже рукой жены Тозбека было приписано еще аккуратней: «Мы с радостью перевезем вас бесплатно, светлость, если во время путешествия вы окажете нам помощь с учетными книгами – они отчаянно нуждаются в переписке».
Шаллан долго смотрела на записку. Она лишь хотела узнать, где он и когда вернется, но капитан явно принял письмо за просьбу вернуться и забрать ее из Харбранта.
Это был подходящий срок. Она уедет через три недели после кражи духозаклинателя, как и обещала Нану Балату. Если Ясна к тому моменту никак не отреагирует на подмену фабриаля, Шаллан останется лишь сделать вывод, что она вне подозрений.
Неделя. Она во что бы то ни стало взойдет на борт корабля. От этого решения что-то надломилось внутри, но так было нужно. Девушка опустила руку, сжимавшую письмо, покинула гостевой холл и направилась по извилистым коридорам в Вуаль.
Вскоре она стояла перед альковом Ясны. Принцесса сидела за столом, ее перо царапало по странице блокнота. Ясна подняла глаза:
– Кажется, я велела посвятить сегодняшний день тому, что тебе хочется делать.
– Верно, – ответила Шаллан. – И я поняла, что мне хочется учиться.
На губах Ясны появилась лукавая, понимающая улыбка. Почти довольная улыбка. Если бы она только знала…
– Что ж, за такое я тебя отчитывать не буду. – Принцесса вернулась к изысканиям.
Шаллан села, предложила Ясне хлеб и варенье, но та лишь покачала головой, не переставая писать. Девушка отрезала себе еще ломоть и намазала вареньем. Потом открыла книгу и удовлетворенно вздохнула.
Через неделю ее здесь не будет. Но пока что можно еще немного попритворяться.
43
Ничтожество
«Жили они в глуши, постоянно ожидая Опустошения – или, время от времени, глупого ребенка, который не страшился ночной тьмы».
Детская сказка, верно, – однако эта цитата из «Незабытых теней», похоже, намекает на Истину, которую я ищу. См. с. 82, четвертое сказание.Проснувшись, Каладин ощутил знакомый ужас.
Почти всю ночь он лежал без сна на жестком полу и пялился во тьму, размышляя. Зачем пытаться? Зачем стараться? Для этих людей надежды нет.
Он чувствовал себя странником, который отчаянно искал вход в город, чтобы спастись от диких зверей. Но город располагался на крутой горе, и как ни старайся – ее не обойти и на высокий склон не взобраться. Тысяча разных путей. Один и тот же результат.
То, что он пережил казнь, не спасет его людей. Если научить их бегать быстрее, это тоже их не спасет. Они – приманка. Действия приманки никак не влияли на ее предназначение или судьбу.
Каладин вынудил себя подняться. Он чувствовал себя разбитым, словно очень старый мельничный жернов, и по-прежнему не понимал, каким образом сумел выжить. «Всемогущий, это Ты меня уберег? Спас, чтобы я смог увидеть, как они умирают?»
Нужно было возжечь молитвы, дабы послать их к Всемогущему, который ждал, пока его Вестники не отвоюют Чертоги Спокойствия. Каладину это всегда казалось бессмысленным. Всемогущий, предположительно, все видел и все знал. Так почему же Ему требовалось возжигание молитвы, чтобы что-то предпринять? И зачем люди вообще должны были сражаться вместо Него?
Каладин покинул казарму, вышел на свет. И застыл.
Они ждали его, выстроившись в шеренгу. Разношерстная компания мостовиков в коричневых кожаных жилетках и штанах, не прикрывавших коленей. Грязные рубашки с рукавами, закатанными по локоть, и шнуровкой спереди. Грязная кожа, нечесаные шевелюры. И при этом, благодаря подаренной Камню бритве, у всех были аккуратные бороды или чисто выбритые лица. Все остальное выглядело потрепанным. Но лица – чистые.
Каладин нерешительно поднял руку к лицу, коснулся собственной неопрятной черной бороды. Его люди как будто чего-то ждали.
– Что? – спросил он.
Переминаясь с ноги на ногу, они поглядывали в сторону склада.
Ждали, что он поведет их тренироваться, конечно же. Но тренировки бесполезны. Он открыл рот, чтобы им об этом сказать, но помедлил, увидев, что кто-то приближается. Четверо мужчин, несущих паланкин. Рядом с ними шел высокий худой человек в фиолетовом сюртуке светлоглазого.
Мостовики обернулись посмотреть.
– Это еще что? – спросил Хоббер, почесывая худую шею.
– Следует понимать, замена Ламарила, – предположил Каладин и осторожно протолкался сквозь строй мостовиков.
Откуда-то спорхнула Сил и приземлилась ему на плечо как раз в тот момент, когда носильщики остановились прямо перед Каладином и развернули паланкин. Внутри оказалась темноволосая женщина в узком фиолетовом платье, украшенном золотыми глифами. Она возлежала на боку на сиденье, устланном подушками. Глаза у нее были бледно-голубые.
– Я светлость Хашаль, – сказала дама с легким холинарским акцентом. – Мой муж, светлорд Матал, ваш новый капитан.
Каладин прикусил язык, едва сдержав ответное замечание. Ему доводилось сталкиваться со светлоглазыми, которых «повышали», назначая на такие посты. Сам Матал ничего не говорил, просто стоял, держа одну руку на мече. Он был высоким – почти как Каладин, – но тощим и с холеными руками. Его меч редко бывал в деле.
– Нас предупредили, – сообщила Хашаль, – что от вашего отряда стоит ждать неприятностей. – Она устремила на Каладина пристальный взгляд прищуренных глаз. – Кажется, ты пережил суд Всемогущего. У меня послание от тех, кто стоит выше тебя. Всемогущий дал тебе еще один шанс доказать свою пригодность в качестве мостовика. Вот и все. Кое-кто пытается придать этому событию слишком большой смысл, посему великий князь Садеас запретил зевакам появляться здесь, чтобы поглядеть на тебя. В намерения моего супруга не входит командование мостовыми отрядами с расхлябанностью предшественника. Мой супруг – уважаемый и благородный соратник самого великого князя Садеаса, а не почти темноглазый полукровка вроде Ламарила.
– В самом деле? – спросил Каладин. – Отчего же ему тогда поручили чистить этот нужник?
