Мостовики, сами того не осознавая, сбились в кучу, как всегда здесь делали. Каладин шел первым, и Сил притихла. Он дал Тефту мел отмечать направление и не останавливался, чтобы подобрать трофеи. Шел небыстро. Другие мостовики время от времени шепотом переговаривались позади них – слишком тихо, чтобы разбудить эхо. Казалось, сумрак поглощает их слова.
В конце концов Каладина догнал рогоед:
– Они дать нам тяжелую работу. Но мы мостовики! Жизнь трудная, да? Ничего нового не быть. Нам надо план. Какая будет наша следующая битва?
– Камень, не будет никакой битвы.
– Но ведь мы одержать великую победу! Послушай, ты еще недавно быть в бреду. Ты должен был умереть. Я это знать наверняка. Но взамен ты ходить, сильный, как любой другой. Ха! Сильнее. Чудо быть. Ули’теканаки ведет тебя.
– Это не чудо, – возразил Каладин. – Больше похоже на проклятие.
– Какое же это проклятие, мой друг? – Камень рассмеялся. Он прыгнул в лужу и окатил Тефта, который шел позади. Здоровяк-рогоед временами становился совсем как ребенок. – Жить – это никак не быть проклятие!
– Как еще назвать то, что я вернулся, чтобы увидеть, как вы все умрете? Лучше бы я умер во время той бури. Теперь меня просто подстрелит какой-нибудь лучник-паршенди. Как и всех нас.
Камень забеспокоился. Когда Каладин не захотел продолжать разговор, он отстал. Они все шли и шли, ежась при виде отметин ущельных демонов на стенах. В конце концов они набрели на тела, которые Великие бури свалили большой грудой. Каладин остановился, поднял факел, остальные собрались вокруг него. В тупик неглубокой расселины занесло где-то пятьдесят тел.
Они лежали там друг на друге, стеной из мертвецов, из которой свешивались руки, торчали палки и прочий мусор. Каладину хватило взгляда, чтобы понять: тела достаточно старые и уже начали вздуваться и разлагаться. Позади кого-то вырвало, и он спровоцировал еще нескольких на то же самое. Вонь была ужасная; кремлецы и падальщики побольше рвали и грызли трупы, но свет заставил их броситься врассыпную. Неподалеку лежала оторванная рука, от нее уводил кровавый след. Также виднелись свежие царапины на лишайнике, футах в пятнадцати от пола. Ущельный демон выдрал себе од но из тел и уволок, чтобы сожрать. Он мог вернуться за остальными.
Каладина не вырвало. Он воткнул свой наполовину сгоревший факел между двумя большими камнями и принялся за дело, вытаскивая трупы один за другим. По крайней мере, они еще не до такой степени сгнили, чтобы разваливаться на части. Мостовики медленно подтянулись и стали помогать. Каладин позволил себе отрешиться от происходящего, перестать думать.
Вытащив все трупы, мостовики разложили их в линию. Потом начали стаскивать доспехи, обыскивать карманы, снимать ножи с поясов. Парень предоставил другим собирать копья и работал поодаль сам по себе.
Тефт присел рядом с Каладином и перевернул труп, чья голова разбилась при падении. Начал расстегивать ремни на нагруднике погибшего.
– Поговорим?
Каладин промолчал. Он продолжал трудиться. «Не думай о будущем. Не думай о том, что будет. Выживай. Не тревожься, но и не отчаивайся. Просто будь».
– Каладин. Он поежился. Голос Тефта был словно нож, которым вскрывают панцирь.
– Если бы я хотел поговорить, – проворчал Каладин, – разве ушел бы в сторону от всех?
– Это верно. – Тефт наконец-то расстегнул ремень нагрудника. – Они переживают. Все хотят знать, что мы будем делать дальше.
Каладин вздохнул, потом встал и повернулся к мостовикам:
– Я не знаю, что делать! Если мы попытаемся защитить самих себя, Садеас нас накажет! Мы приманка, и мы умрем. Я ничего не могу с этим поделать! Это безнадежно.
Мостовики потрясенно уставились на него.
Каладин отвернулся от них и, присев рядом с Тефтом, снова принялся за работу.
– Ну вот, – сказал он, – я все им объяснил.
– Дурак, – тихо проговорил Тефт. – Ты столько всего сделал и теперь бросаешь нас?
Поодаль мостовики вернулись к работе. Каладин краем уха слышал их ворчание.
– Вот ублюдок, – бурчал Моаш. – Я же говорил, что этим закончится.
– Бросаю вас? – прошипел Каладин. «Просто оставь меня в покое. Дай мне снова впасть в апатию. По крайней мере, она спасает от боли». – Тефт, я часы напролет пытался разыскать выход, но его нет! Садеас хочет, чтобы мы умерли. Светлоглазые получают то, что хотят, – так устроен мир.
– И что?
Каладин, не обращая на него внимания, вернулся к работе – нужно было стащить сапог с ноги солдата, чья малая берцовая кость, похоже, сломалась в трех местах. Из-за этого сапог никак не хотел сниматься.
– Ну ладно, возможно, мы и умрем, – согласился Тефт. – Но быть может, дело не в выживании.
Почему из всех мостовиков именно Тефт пытался его подбодрить?
– Если наша цель – не выживание, Тефт, то что тогда?
Каладину наконец-то удалось снять сапог. Он повернулся к следующему на очереди трупу и застыл.
Это был мостовик. Каладин его не узнал, но жилетка и сандалии говорили сами за себя. Он лежал у стены, безвольно раскинув руки, рот его был приоткрыт, глаза впали. С одной ладони кожа была содрана и болталась, точно лоскут.
– Не знаю я, какая у нас цель, – проворчал Тефт. – Но мне противна сама мысль о том, чтобы сдаться. Надо продолжать борьбу. До тех пор, пока стрелы не разыщут нас. Ты ведь сам знаешь – путь прежде цели.
– Это еще что такое?
– Да так. – Тефт быстро отвел глаза. – Слышал как-то раз.
– Так говорили Сияющие отступники, – заметил проходивший мимо Сигзил.
Каладин посмотрел на него. Тихий азирец положил щит на груду трофеев. Потом глянул вверх. Его коричневая кожа казалась черной в свете факела.
– Это был их девиз. Точнее, часть девиза. Жизнь прежде смерти. Сила прежде слабости. Путь прежде цели.
– Сияющие отступники? – спросил Шрам, с целой охапкой ботинок. – И кого угораздило их помянуть?
– Тефта, – буркнул Моаш.
– Вот еще! Я просто повторил то, что однажды слышал.
– А что это вообще значит? – спросил Данни.
– Я же сказал, что не знаю! – рявкнул Тефт.
– Предполагается, это был один из их символов веры, – объяснил Сигзил. – В Йулае много тех, кто не забыл о Сияющих. И хотят, чтобы те вернулись.
– Да кто может хотеть их возвращения? – изумился Шрам и прислонился к стене, скрестив руки на груди. – Они же предали нас Приносящим пустоту.
– Ха! – воскликнул Камень. – Приносящие пустоту! Чушь для низинников. Сказка быть, рассказывать дети у костра.
– Они были настоящими, – возразил Шрам с внезапным пылом. – Это все знают.
– Все, кто слушать сказки у костра! – со смехом ответил Камень. – Слишком много воздуха. От него ум делаться мягкий. Но вы все равно быть моя семья… просто тупая!
