принимать почетного гостя в его обычной потертой одежде[174]. Вполне вероятно, что дискуссии с Ибн Юнисом и аль-Урмави были связаны с вопросами, обсуждавшимися при дворе Фридриха II. Во всяком случае, в сочинениях аль-Урмави подробно разбираются учения о душе, интересовавшие Михаила Скота, но у арабского мыслителя они с философской точки зрения более развиты, особенно в том, что касается жизни души после смерти тела.
Крестовый поход 1228–1229 годов, после ссор с папством и под отлучением, оказался одновременно мирным по отношению к неверным и скандальным для понтификов и их сторонников[175]. В официальной переписке он чаще всего назывался просто «делом Святой земли», negotium Terre Sancte, и стал одним из ключевых моментов в развитии связей с мусульманскими странами и формировании интересов Фридриха II. Молодой король принял крест, т. е. дал обет отправиться на освобождение Гроба Господня, еще в 1215 году, в Аахене. Это был торжественный момент, когда он получил корону Германии, а мощи Карла Великого, канонизированного еще по инициативе Фридриха I Барбароссы, поместили в новый роскошный реликварий, созданный рейнскими мастерами. На этом реликварии была изображена династия Штауфенов как преемников Карла, включая молодого безбородого Фридриха с крестом в руке. Коронация, обет и идеологическое содержание образа, помещенного на раке, — все вместе это было довольно смелым символическим жестом новой власти.
Во время IV Латеранского собора, когда папство предстало во всем своем могуществе, Штауфен обещал отправиться на освобождение христианских святынь. Это по-своему нормальная плата за поддержку: без личной помощи Иннокентия III Фридрих II не получил бы королевской короны и титула короля Германии и Рима, открывавшего путь к императорской коронации. С этого момента negotium Terre Sancte стал одним из важнейших пунктов в политике Фридриха II и в его взаимоотношениях с папой. Длительное откладывание его стало в конце концов причиной отлучения. Но в 1225 году император взял в жены Изабеллу де Бриенн, дочь Жана де Бриенна, короля Иерусалима, и принял этот формальный, но престижный титул, соединив Империю, Сицилийское королевство и Святую землю. Для политической карты Средиземноморья, для символического христианского пространства это было важным событием.
Отправившись в Святую землю без папского благословения, без поддержки верного папе иерусалимского патриарха и местного латинского духовенства, Фридрих II провел переговоры с Маликом аль-Камилем, в результате которых главные христианские святыни на десять лет открывались христианским паломникам. 18 марта 1228 года в императорской энциклике заявлялось, что император «нес корону, и Господь всемогущий, с высоты Своего трона пожаловавший нам ее, по особой милости поставил нас над всеми государями мира»[176]. Церемония получилась паралитургической, но без участия клириков, поскольку венценосный крестоносец находился под отлучением и не имел права участвовать в мессе. Понтифик и патриарх Иерусалима распространили слух, что император собственными руками короновал себя короной Иерусалимского королевства перед алтарем храма Гроба Господня, в опустошенном Иерусалиме[177]. Эта реакция была типичной отрицательной — и максималистской — интерпретацией действительно необычного символического жеста. Однако магистр Тевтонского ордена Герман фон Зальца, комментируя события, сознательно выразился неопределенно: государь «нес корону». Какую? В руках или на голове? Откуда куда? Все это остается в тени догадок[178]. Фридрих II не был королем Иерусалима, лишь регентом при сыне Конраде, унаследовавшем титул от матери. Но заподозрить его в том, что он не рассчитал какие-то символические жесты в такой ответственный момент своей жизни, как первое богослужение в чудом, без крови освобожденной святыне, тоже невозможно. Мессианские мотивы в его политике периодически выражались на высокой куриальной латыни. Возможно, что-то подобное должно было прозвучать и в тот мартовский день в Иерусалиме.
Хотя достигнутый между христианами и арабами мир продлился лишь до 1240-х годов, на какое-то время императору удалось доказать, что мирный договор возможен: Иерусалим, Вифлеем, Назарет и несколько городов были открыты для христианских паломников.
Сохранился интересный для нас рассказ аль-Макризи о некоторых деталях пребывания Фридиха II в Иерусалиме. В сопровождении мусульманского кади он направился осматривать городские мечети. Аль-Акса произвела на него особо сильное впечатление. Взойдя на кафедру, он вдруг заметил входившего в мечеть католического священника с Евангелием в руках. Аль-Макризи вкладывает в уста императора следующие слова: «Если еще один франк войдет сюда без разрешения, я прикажу снести ему то место, к которому у него крепятся глаза. Мы не более, чем черные рабы султана Малика аль-Камиля, который, по доброте своей, отдал нам и вам церкви. И никто не смеет преступать указанные нам границы». После чего, уверяет историк, священник вышел, дрожа от страха[179]. На следующий день Фридрих II жаловался на то, что из уважения к христианскому государю кади приказал отменить возгласы муэдзинов, ибо он, император, якобы провел ночь в Иерусалиме лишь затем, чтобы услышать призыв на молитву и то, как мусульмане по ночам восхваляют Бога[180]. Ясно, что это памфлет мусульманина, направленный против крестоносца, пусть и склонного к диалогу. Однако нельзя отвергать предположение, что подобные слухи об исламофильстве императора передавались из уст в уста, в том числе поверх вероисповеданий и языковых границ.
Находясь на территории восточных правителей, императору необходимо было подкрепить в их глазах престиж власти верховного государя христианского Запада. Видимо, для этого он разослал им список вопросов по различным областям знаний. Он обратился, в том числе, к Малику аль-Камилю с просьбой прислать к нему «какого-нибудь специалиста по астрономии. К нему был послан аль-Алам Кайсар, известный под именем Ханифи, в народе называемый Таазиф («сумасшедший наездник». — О. В.), который был самым известным тогда знатоком этой науки»[181]. Нам неизвестно, о чем они говорили с Фридрихом II. Согласно аль-Макризи, император направил свои вопросы «по геометрии, арифметике и умозрительным наукам» прямо аль-Камилю, который представил их шейху аль-Аламу и другим ученым, а их ответы потом были посланы императору[182].
В одном арабском сочинении, написанном египетским юристом Ахмедом ибн Идризи аль-Карафи (ум. между 1283 и 1285 годами) и озаглавленном «Интересное рассмотрение вещей доступных зрению», рассказывается, что в правление Малика аль-Камиля Фридрих II прислал сложные вопросы из области наук о природе, чтобы испытать мусульман: «Почему погруженные в воду части весел, копий и других прямых предметов выглядят искривленными, если смотреть с поверхности воды? Почему Канопус при восхождении кажется больше, чем в точке кульминации, несмотря на то что на юге нет влажности, которая объясняет подобное явление для солнца, ведь южная местность представляет собой пустыню? Почему тот, у кого испарения поднимаются к мозгу, и тот, у кого начинается катаракта, видит черные нити,
