меня ожидает в тот день. Будет ли кто у нас или приглашены ли мы куда, безразлично. Даже или где бал или вечер, совершенно достаточно сказать мне в тот же день, ибо, зная накануне, это равносильно отказу».
Не подружилась с Еленой и жена Павла Третьякова Вера – слишком разный у них был образ жизни. Вера посвятила себя семье, а у Елены не было детей. Историк Лев Анисов рассказывал любопытную деталь – за четыре года до Сергея Третьякова к Елене сватался брат Веры Николай Мамонтов, но Елена ему отказала. Видимо, ей все же суждено было стать невесткой Веры. Однако жена Сергея Третьякова не пыталась наладить отношения с родственниками мужа, ее заботила его карьера. В 1877 году Сергея Третьякова избрали московским городским головой, то есть руководителем думы. Через год он получил дворянство, а позже и чин действительного статского советника. Елена добилась своего.
Интересно, что Павел Третьяков в отличие от Сергея не принял дворянства. «Я родился купцом и купцом умру», – говорил он. Но, несмотря на разные взгляды, братья искренне любили друг друга. Сергей был крестным отцом всех шестерых детей Павла, с нежностью и уважением относился к жене брата Вере и называл ее «моя голубушка». «Без жены быстро меняется: и ласков, и весел, и шутлив. Человек он пресимпатичный, весь пропитан порядочностью», – вспоминала в своих записках Вера. О Сергее Третьякове многие отзывались с теплотой. «И никогда не услышите о добре, которое он делал», – говорил художник Алексей Боголюбов. Он называл Сергея Третьякова человеком светским, тонким и щедрым. Сергей Третьяков любил шумные компании – так он чувствовал себя уютнее, чем наедине с собой. Не зря Софья Каминская упрекала брата в том, что «взгляды и мнения у него большею частью заимствованы у других».
Поэтому в доме на Пречистенском бульваре было шумно, людно и весело. Давайте представим, что нас тоже пригласили на музыкальный вечер, зайдем в дверь с узорным козырьком и поднимемся по белой мраморной лестнице. Особняк сейчас занимает Российский фонд культуры, и иногда в нем проводят экскурсии, где показывают те парадные комнаты, что сохранились со времен Третьяковых. На лестничной площадке нас встречает оригинальное зеркало – его окружает мраморный портик с треугольным фронтоном и двумя колоннами по бокам. Мы попадаем в Амурный зал – его так назвали из-за фигурок амуров. Они будто слетелись на звуки музыки и облепили стены. Одни размахивают гирляндами цветов, другие позируют на пьедестале, третьи несут жертвенник любви, как в доме Анны Лобковой в Козицком переулке.
Мы поднимаем голову вверх и замечаем живописный плафон: Аполлон подгоняет коней и несется в колеснице, разрезая облака, а вокруг резвятся проказники-амуры. Три арки отделяют Амурный зал от аванзала – там нет пышной лепнины, зато стоит мраморный камин с зеркалом. Напротив Амурного зала – Дубовый. Его стены украшают резные панели из мореного дуба – отсюда и название. Это одна из первых готических столовых в Москве – после такая отделка станет популярной. Мы видим огромный средневековый камин с пинаклями, то есть остроконечными башенками со шпилем. Камин усыпает виноградная лоза, она переползает на дверные порталы и на стрельчатые арки окон. Неудивительно, что Александр Каминский был законодателем мод!
Мы возвращаемся к парадной лестнице и через узкую галерею проходим в большой двусветный зал с кессонированными потолками. Кессоны – это небольшие ниши, которые делят потолок на поля, как шахматные доски. Мы во флигеле – его Александр Каминский пристроил к главному дому, чтобы устроить рабочий кабинет хозяина и разместить его коллекцию живописи. Сергей Третьяков страстно любил искусство. Горячий, импульсивный, как азартный игрок, он гонялся за полотнами, торговался, сбивал цены, а потом менял свои покупки на то, что восхитило его еще сильнее. Сейчас многие его картины висят в Пушкинском музее на Волхонке.
Хозяйка роскошного особняка Елена Третьякова не была счастлива в новом доме. Рядом стояли три церкви, а она страдала бессонницей и не выносила звон колоколов. Ее муж скупал всех петухов вокруг дачи в Петергофе, чтобы не тревожить сон жены, но со звоном он не мог ничего сделать. Елена болела астмой, Сергей возил ее к лучшим врачам в Петербурге и за границей, но тогда еще не изобрели лекарства. Петербурженка, она говорила, что ее душит Москва, и просила мужа переехать. Она хотела быть в центре светской жизни и вращаться в высших кругах блистательного Петербурга. И снова добилась своего.
Сергей Третьяков в 1881 году подал в отставку с поста московского городского головы и переселился с женой в столицу. В Москве он бывал наездами и даже хотел продать свой особняк на Пречистенском бульваре, но не успел. В 1892 году он внезапно умер. Но дом до сих пор хранит память о своем хозяине – над зеркалом парадной лестницы висит портрет Сергея Третьякова. Он задумчиво рассматривает каждого, кто заходит в его особняк.
История третья
Дом Марии Ермоловой на Тверском бульваре
«Вы, конечно, больше не хотите чаю?» – спрашивала сестра успешного адвоката Николая Шубинского. Она жила на антресолях в его трехэтажном особняке на Тверском бульваре, хозяйничала за столом и даже не пыталась скрыть свою скупость перед гостями. Ее невестка, великая актриса Мария Ермолова, услышав эти слова, морщилась, куталась в платок и отворачивалась с отрешенным взглядом. В своем доме она чувствовала себя чужой, будто не хозяйка, а гостья. Артистка играла роль счастливой жены, а когда стол пустел и гасли огни люстр, наступала «атмосфера тоски, надрыва и обреченности», как вспоминала ее дочь Маргарита.
Домом Марии Ермоловой был любимый Малый театр, где она прослужила пятьдесят лет. О ее актерском дебюте говорили, что такое случается раз в столетие. В шестнадцать лет Марии Ермоловой повезло сыграть главную роль в бенефисе первой артистки Малого театра Надежды Медведевой. Тогда утвержденная актриса заболела, и родственница Медведевой предложила на роль Эмилии Галотти[9] свою подругу – воспитанницу театральной школы Марию Ермолову. Редкая удача! Актерская труппа верила в провал школьницы – ее считали бездарной, пугливой, угловатой. Но стоило Марии выйти на сцену и сказать первую фразу своим мощным, низким, завораживающим голосом, как раздались аплодисменты.
Зрители сразу полюбили Ермолову за ее искренность, убедительность и невероятную силу. Даже бледную роль она превращала в глубокий художественный образ. «Гениальная чуткость, вдохновенный темперамент, большая нервность» – так писал о ее игре знаменитый режиссер Константин Стани-славский.
Мария Ермолова посвятила сцене всю жизнь. Ее день
