Мы стояли, подавленные и оглушенные этой бескрайностью, этим величием, этой мертвой тишиной.
Но вот кто-то шевельнулся. Заскрипел под ногами снег.
— Где же зимовье? — чуть слышно спрашивает Тимошкин.
— Рацию включайте, — просит Парамонов, — За нами прилетят!
— Батареи давно сели, — шепчет распухшими губами Аркаша, но его слова гремят, словно пушечный выстрел.
— Ну уж дудки! Теперь-то мы вырвемся, — хрипло говорит Нехаев. — Только бы взлететь.
И срывающимся, простуженным голосом кричит:
— К вертолету!
Но наш командир, все время удерживающий нас от безрассудных поступков, в эту минуту, видимо, сам потерял способность мыслить здраво. Разве мог управлять тяжелой машиной человек, вконец истощенный голодом, опухший от холода, не спавший много суток подряд? Открыв дверцу вертолета, Нехаев попытался забраться в кабину, но не смог. Силы оставили его.
И тогда, потеряв последнюю надежду, мы вдруг, как безумные, стали метаться вокруг вертолета, напоминающего теперь большую беспомощную птицу, запорошенную снегом.
Владимир Иванович, которого все же удалось сообща поднять и поставить на ноги, оглядел всех нас и почти беззвучно, едва шевеля почерневшими губами, произнес:
— Никуда не отходить от вертолета… ждать… помощь обязательно придет…
Ноги у него снова подогнулись. Федя хотел его поддержать, но и сам не устоял на ногах.
— В кучу! Давайте в кучу, теплее будет! — прохрипел он.
Мы прикрыли Владимира Ивановича своими телами и так, сгрудившись около вертолета, впали в полусон-полубред.
Потом, когда мы уже отлеживались в госпитале у летчиков, нам рассказывали: самолет, обнаруживший нас, сообщил на материк, что найден вертолет и неподвижные тела около него. На всякий случай с самолета сбросили спальные мешки и мешки с едой.
Срочно был снаряжен тяжелый вертолет с двумя экипажами и врачом. Когда этот вертолет приземлился рядом с нами, все были живы, хотя ни на что окружающее уже не реагировали.
— Видно, мы в, сорочке родились, — шутил Владимир Иванович ка прощание, когда нас выписывали из госпиталя, — Попали Арктике в зубы и вырвались без потерь. Редко, но бывает.
После этого случая я не раз пролетал по проложенной нами арктической авиатрассе. Теперь не то что раньше: в опасных местах сделаны специальные площадки «подскока», на которых есть и технический персонал, и горючее. С этих площадок поддерживается постоянная связь со всеми пролетающими по трассе самолетами и вертолетами. В случае беды — сразу помогут.
Что ж, значит, не зря мы вынесли тогда такие испытания! Наш горький опыт учтен. Трасса стала обычной, обжитой, каких с каждым годом становится все больше в покоренной человеком Арктике.
Кто узнает?
С наступлением весны в тундре начинается охотничий сезон. Все, даже те, кто раньше в руки не брал ружья, стремятся подстрелить гуся или утку. За долгую полярную зиму консервы, солонина, макароны, сухое молоко и сушеная картошка осточертели каждому. Хочется свежего.
Николай Петрович Азовский был старым полярником — перезимовал третью полярную ночь в этих краях. Он и до этого бывал в Заполярье, считал себя страстным охотником и с нетерпением ждал восхода солнца, чтобы всласть поохотиться и порыбачить. Он не признавал зимней охоты с помощью капканов на песцов. Во-первых, песец стал умный, держится подальше от обжитых мест, а может, и перевелся, так как два лета подряд леммингов — основной пищи песцов — в тундре почти не было. Во-вторых, хлопот с этими песцами не оберешься: шкурку надо уметь выделать, а сбыть ее сложно, потому что печати нет. То ли дело гусь: съели — и никаких следов.
Когда в поселке отпраздновали появление солнца, Азовский стал подбирать компанию, чтобы съездить денька на три в тундру. У него в распоряжении была «гэтээска» — гусеничный транспортер средний, — прошедшая не одну сотню километров. Но водитель на ней был новый, здешних мест не знал, поэтому Азовский договорился с механиком Владимиром Ивановичем Козыревым, что машину поведет он. Для «подхвата» решили взять еще дизелиста Возовикова и геодезиста Нахабина. Оба были не новички в таких поездках, лишнего не болтали.
С утра в пятницу проверили «гэтээску», сложили в нее шубы, съестные припасы, рыболовецкие снасти. О том, что поедет на дальние озера на рыбалку и охоту, Азовский никому не говорил, так как отчитываться в своих действиях был не обязан. Да и когда окружающие меньше знают — лучше, болтать лишнего не будут. Проста начальнику экспедиции понадобилось выехать в тундру, разведать обстановку, определить, когда можно будет начинать полевые работы — вот и все. Азовский в последний момент решил прихватить с собой карабин, потому что охотничье ружье хорошо на гуся, а доведись встретиться с медведем, тут лучше карабин.
Выехали сразу после обеда. Крытый брезентом вездеход, выбравшись на окраину поселка, где была база экспедиции, пошел напрямую по начинавшей оседать снежной целине. Наст держал хорошо. Азовский зорко вглядывался через лобовое стекло вдаль. Водителя Вячеслава Григорьева в последнюю минуту пришлось взять тоже, потому что он заартачился, заявил, что не имеет права передоверять машину кому бы то ни было, даже если это сам начальник экспедиции и механик. Азовский подумал, что лишний человек, знающий машину, в дороге не помешает, да и пусть привыкает парнишка к тундре, запоминает дорогу, авось доведется когда-нибудь проскочить на озера, богатые рыбой и дичью.
Козырев был в тундре старожилом, места знал хорошо, машину вел уверенно, поэтому Николай Петрович сидел, полуприкрыв глаза белесыми ресницами, — отдыхал. Ноги чувствовали тепло от выхлопной трубы, впереди была рыбалка, а возможно, и удачная охота. Хорошо!
Для Вячеслава Григорьева этот выезд был первым знакомством со здешними окрестностями. Он прибыл в поселок с материка поздней осенью. За время полярной ночи дальше объектов, расположенных в зоне поселка, выбираться не приходилось, и сейчас он вглядывался в бескрайний белый простор, открывавшийся впереди. Богатые рыбой озера находились далеко от поселка. Чтобы добраться до них, предстояло обогнуть зубчатые, изрядно разрушенные временем, ветрами и стужей горы, видневшиеся на северо-востоке.
Вячеслав узнал, куда они едут, когда «гэтээска» уже тронулась и Азовский сказал:
— Запоминай дорогу, едем на озеро Тайное.
Вячеслав взглянул на скандинавский профиль своего начальника и подумал, что правильно поступил, проявив твердость. Коптил бы сейчас без дела небо в поселке.
Начальник экспедиции Азовский напоминал Вячеславу командира дивизиона, который раза два приезжал к ним в роту. Такой же властный, резкий, порывистый. И когда, вскоре после демобилизации, Вячеслав впервые увидел своего нового начальника, он аж присвистнул от удивления: так похожи были эти два человека. В роте-то Вячеслав и освоил премудрость управления гусеничным вездеходом, узнал, что ему не страшны зыбкие тундровые почвы, сыпучие пески и глубокие снега.
За время службы Вячеслав научился подчиняться даже равным себе по возрасту, но манера Азовского командовать, не считаясь с человеческим достоинством, раздражала его. Вот и сейчас хотел забрать машину, уехать, а его, отвечающего за эту машину, оставить, как ненужный балласт.
«Прямо властительный владыка, да и только!» — с неостывшим еще раздражением думал Вячеслав, сидя за спиной Козырева, который изредка подмигивал Азовскому и показывал большой палец.
«Доволен, что удрал от Анны Ивановны», — отметил про себя Вячеслав: механику частенько попадало от жены, поварихи в поселковой столовой.
Эдика Возовикова и Костю Нахабина Вячеслав почти не знал, хотя и жил с ними в одном общежитии. Им было лет по тридцать, жизнь они вели безалаберную: с получки густо, через неделю — пусто, кажется, были не женаты и пока не помышляли об оседлой жизни. Завернувшись в овчинные тулупы, оба они сейчас спали.
Через час или полтора, после того как выехали, стемнело. Теперь только желтое пятно света от фар виднелось впереди. Незаметно задремал и Вячеслав.
…На озеро Тайное «гэтээска» пришла часа в два ночи, когда от лунного сияния вокруг было светло, как днем.
Нахабин, Возовиков и Вячеслав, поспавшие в дороге, получили задание долбить лунки, а Козырев и Азовский завалились спать, поставив мотор на холостые обороты.
Сначала долбили лед ломами, потом начали сверлить с помощью коловоротов. Работа продвигалась медленно. Вячеслав был «на подхвате»— подменял то одного, то другого, так как ломик был один и коловорот тоже.
Наконец Нахабин добрался до воды, вычерпал ситечком ледяную крошку и побежал к машине за снастями.
Азовский проснулся, вылез из машины с помятым лицом, потянулся до хруста в костях, сказал:
