вместились, пришлось даже подливать воды. Но ничего, кое-как мы вмяли их так, чтобы сверху ничего не торчало. Глафира пригласила нас к обеду, отчитавшись о том, что бабы заняты шитьём рубах. Самих же девочек она уже накормила, причесала и усадила… лепить из глины! В посёлке же, правда, была и белая, и красная глина, я помню. Вот только когда моя помощница успела её накопать – вопрос. Хотя, она могла тоже кого-нибудь попросить об этом, прикрывшись моим именем.
Надо сказать, народ в посёлке, прослышав о том, что я щедро оплачиваю услуги крестьян, с радостью брался за любые поручения. Да и случай с венчанием сделал мне хорошую репутацию. Так что в ближайшее время бунта среди своих крепостных я не ожидал, хотя из исторических записок помню – таковые были далеко не редки в нашей губернии. Иной раз сжигали дома господ, а самих их топили в болоте, хотя таковых случаев было мало. И пусть мой дом сложен из кирпича, гнить в болоте мне совсем не улыбалось. Со своими крестьянами надо дружить – это я чётко уяснил из курса истории в школе.
Мы с Мариной, пока ещё у неё не было нормальной одежды, в столовую не выходили, а обедали в моём кабинете. Да, собственно, Маришка и так из комнаты никуда носа не высовывала. Из кабинета был выход в маленький чулан, там мы поставили горшок для отходов жизнедеятельности, получился такой закуток с неким подобием био-туалета. Конечно, попозже я модернизирую его, сделаю цивильнее, но пока было вполне сносно.
Я даже для этой цели попросил Глафиру принести мне достаточно белой глины. Буду потихоньку лепить унитаз. Только надо продумать его дизайн, чтобы фекалии плюхались сразу в отстойник и их не надо было бы смывать водой - водопровод пока ещё был мечтой. А чтобы неприятные запахи не мешали дышать, именно отстойник я решил сделать с трубой, наклонно уходящей в сторону, закрывающуюся крышкой прямо под унитазом нажатием на педаль, примерно так же, как это оборудовано было в наших поездах дальнего следования в прошлом-будущем. Вода, конечно, понадобится и при такой конструкции, но её потребуется значительно меньше.
Неужели Маринка была в меня влюблена ещё в школе?
Во время обеда девушка пребывала в приподнятом настроении. Она постоянно восторгалась мною, хваля за прогрессорство, на что я смущенно отвечал, что «любой бы на моём месте поступил так же».
– Знаешь, я как только в первый раз вошла в класс, сразу обратила на тебя внимание. Ты сидел такой… такой…
– Какой? – я был удивлён. Вот ни за что бы не подумал, что такая красивая девушка, какой была Марина Плахина, может обратить внимание на хромого невзрачного парнишку с угрями на лице.
– Ну… Взгляд у тебя был внимательный, вдумчивый. А потом, когда ты отвечал на истории, я и вовсе… почти влюбилась в тебя, – она кокетливо повела плечами, выделив голосом слово «почти».
– А как же Глеб Чухонин? – я решил поставить все точки над «i».
– Ну, Чухоня – он Чухоня и есть. Тупой, наглый, привык всё брать нахрапом. А в голове у него – пустота, – слова Марины были для меня… слаще мёда, простите за избитое сравнение. – Я же согласилась пойти на ту рыбалку только потому, что там будешь ты. Хотела поближе познакомиться. И поплавать тебя поэтому позвала.
Врёт? Наверное, врёт. Не могу я поверить, что она и в правду заинтересовалась мною в школе. Хотя, если честно, очень хочется поверить... Но это только в сопливых любовных романах герои влюбляются не в тело-лицо, а душу избранника. Хотя чаще автор и персонажей выбирает красивых, сильных, умных. Нет бы написать: "В класс вошла кривоногая девочка с непонятной кучей соломы на голове, которую представляли её волосы, моргнула куцыми ресницами и уставилась на горбатенького тощего лысого паренька с торчащими во все стороны ушами. Между ними сразу же пробежала искра. Они оба поняли, что жутко влюбились, потому что почувствовали богатый внутренний мир друг друга". Чушь ведь какая-то получается. Любовь и красота, по-моему, неразделимы.
Но мне не захотелось высмеивать в этот момент Марину. Я понял, что она ждала ответных признаний от меня, потому и затеяла этот разговор. А если учесть, что сейчас я внешне очень даже ничего и к тому богат, то поверить в то, что она в меня ПОЧТИ влюблена, допустимо. Поэтому я подыграл ей, тем более что здесь мне врать не пришлось.
– Здорово. А я ведь тоже на рыбалку пошёл только из-за тебя, – ответил я, смутившись и покраснев.
Я снова стал ощущать себя тем неловким подростком, каким был в прошлом-будущем.
– Я вот что придумала, – Маринке надоела уже тема наших отношений, и она переключила внимание на другое. – Надо записывать всё, что мы тут делаем. Вести дневник. А потом можно будет опубликовать его в каком-нибудь журнале или газете. Это же очень важно – рассказать прогрессивно настроенным людям о том, какие полезные изменения в обществе можно совершить. Сиротский приют, производство земляного кирпича, строительная артель, выращивание крупнорогатого скота…
– Артель? Но у нас же здесь нет пока никакой артели! – с трудом остановил я поток слов, вставив своё замечание.
– Пока нет. Но ты же не планируешь нанимать рабочих со стороны? – Марина подняла на меня удивлённые глаза.
– В общем, да... А что ты говорила про крупнорогатый скот?
– Да я тут вчера разговорилась с Глафирой. Просто так болтали, ни о чём и обо всём. И оказалось, что в посёлке нет ни одной коровы! Ты представляешь??? Когда это такое было, чтобы в деревне люди не держали коров! – Маринка раскраснелась, стала размахивать руками, стоя на коленях на моей кровати.
– Тебе вот только картавости надо чуточку добавить. И броневика не хватает, – пошутил я.
– Сам ты… бронежилет непробиваемый… – обиделась девушка и снова занялась супом.
– Да не, я очень даже пробиваемый. Хотя шутка получилась глупая, согласен. А мысли твои очень даже разумные. Короче, так: закупаем в Никитинке тёлочек – коров я сейчас не потяну, раздаём жителям с тем, чтобы они молодняк вырастили, довели до ума, а потом заберём у них уже тех телят, которые появятся у выращенных коровушек. Так сказать, выдадим телят в бесплатную аренду, а потом в целях погашения долга заберём тех, что родятся. И мы вернём своё,
