мало я знаю и как мало, мало еще знаний в медицинской науке о человеке! Вы же понимаете, я тружусь в чужой стране и не стремлюсь занять здесь какой-либо статус.
— Это значит, вы, все-таки, планируете в скором времени отсюда уехать?
— С некоторых пор я вообще перестала что-либо планировать. Ну, вот, после разговора с вами, я стала планировать посетить Париж, а дальше, как пойдет — не думаю так далеко. Все равно все получиться по-другому.
Они направились дальше. Их бальные платья тихо шуршали в спокойном величии этих помещений, так как музыка совсем перестала доноситься до их слуха.
Через синюю гостиную, с неповторимой по своей волшебной красоте мебелью и обивкой стен и мебели, они попали в красную гостиную и у Анни, как с ней это часто бывало, верхняя губа машинально приоткрылась и забывшись, она всем своим выражением лица начинала напоминать девочку— подростка, которой первый раз в жизни показали каким красивым может быть дело рук-человеческих!
Княгиня шла медленно рядом, и сама про себя по-доброму усмехалась. Может ей в тайне хотелось иметь такую же дочь, как Ани? Ведь всякий живший в Санкт-Петербурге, мало-мальски соприкасавшийся со светской жизнью, знал, что в каждом поколении, в этой семье оставался только один продолжатель столь знатного рода и это был потомок только всегда мужского пола. Природа за что-то наказала, но и давала шанс роду продолжаться.
В красной гостиной, взгляд в первую очередь был прикован к наборному цветному паркету. Дивного рисунка, и какой кропотливой, ювелирной работы требовало лишь только это одно место в данном дворце! И чем дальше продолжалась их экскурсия, Анни просто начинало внутренне раздувать от уже непонятного зарождавшегося чувства ощущения реальности, вот-вот и она попросит ущипнуть себя, сомневаясь в действительности всего происходящего. И самое удивительное было то, что почему-то параллельно этим ощущениям начинало щекотать нервы другое ощущение, уже более негативное — осознание того, что… ну никак не могут позволить себе это люди, а только самые избранные, но, но до тех пор, пока кто-то это будет иметь возможность иметь, кто-то будет лишен даже самого необходимого, потому что перекос в равновесии был явственен. Сюда стекалось мировое богатство и откуда-то оно уходило, оставляя после себя только пустыню. Общество представилось так ясно, резко и такими сочными яркими красками во всем своем перекосе — просто шокирующая воображение роскошь одних людей и ничтожное, так же шокирующее своей убогостью жизнь других. Какая-то часть души Анни стала медленно и постепенно заполняться сожалением, вытесняя место восхищению.
Они, не задерживаясь и даже молча прошли зеленую гостиную, Анни проглотила глазами в себя чудный малахитовый камин и дальше прошли в танцевальный зал. И проникнув в этот зал, её захлестнуло чувство резко разыгравшегося аппетита, так как в нос ударили благоухающие запахи всевозможных яств.
Зал был временно передан не по назначению. Так как народу на бал собралось гораздо больше, чем могла вместить Юсуповская столовая, здесь был сооружен огромный, длинный стол, накрытый белыми скатертями во всю длину, украшенном огромным количеством роз из Юсуповской оранжереи, которую Анни не видела и о существовании которой даже не предполагала. От одних только роз, в самом своем цвету и всевозможной расцветке тебя охватывал внутренний трепет, но под вазами роз красовались серебряные блюда таких угощений, от которых у тебя терялся дар речи. Попав в этот зал, можно было позабыть напрочь о том, зачем вообще прибыл в этот дворец! Еда, её изобилие, красочная сервировка и живописность блюд делала из тебя животное, обладающее только природными инстинктами.
Анни чуть не «остолбенела». Да, впервые в жизни она почувствовала, как сильно в ней все животное. Можно позабыть о манерах, о сдержанности, глаза впились в живописность кушаний, заработала от запаха, исходившего от всего этого стола, слюна во рту и светская сдержанность, диктуемая этикетом, начинали сдавать. И все могло бы быть, если бы её тормозившая сдержанность не подкрепились тем, что в данном месте, они уже оказались не одни. Совершенно из противоположной двери в залу входило множество народу, но так, не торопливо, словно невзначай, прогуливаясь по дворцу. Лакеи учтиво, легким кивком головы говорили о своей готовности подать все, что ни пожелается и присутствующая публика, весело и беззаботно, но с плохо скрываемым вожделением, заказывала себе те или иные кушанья. Лакеи очень живо, но совершенно бесшумно, ловко брали кушанья, уже в большинстве своем все предварительно нарезанные кусочками и ставя на подносы, подносили гостям. А по бокам стены стояло в ряд множество белых резных стульев, на которые люди усаживались и напуская вид равнодушия, принимались дегустировать яства.
Лишь на мгновение оторвав взгляд от стола в порыве чувств, Анни увидела в дверях входившую Серафиму Гричич с подтянутым, высоким джентльменом. Публика здесь была во фраках, поэтому только по выправке и то, для намётанного взгляда, можно было разделить мужскую публику на военных и статских. Серафима так же в первую очередь выхватила глазами только стол, но затем, затем, она словно вспомнила о своей новой знакомой, подняв взгляд в глубь зала.
Ее лицо озарила приветливая улыбка и она слегка, машинально, прибавила шагу, чтобы подойти скорее к Анни с княгиней.
— Я чуть-чуть ознакомила нашу гостью с прелестями и данного дворца, и нашего бала — шутливо проговорила княгиня. — И передаю её в ваши руки, так как должна исполнять роль гостеприимной хозяйки. Мы еще по общаемся — широко улыбнулась она Анни и слегка кивнув головой, отошла в сторону. Анни же, взглядом провожая её удаляющуюся фигуру, не уставала любоваться её королевской поступью и величавостью. Чувство домашнего тепла и комфорта, которое возникало, находясь рядом с этой женщиной испарялось вслед за ней, и приходило другое, слегка тревожное, но импульсивное, захватывающее любопытством о дальнейшем ходе событий. Серафима Гричич предложила подкрепиться и первым делом заказала три бокала «французского Мартини» с кусочком льда в бокале, а уже все остальное оставила на выбор по вкусу каждого.
Нет никакого смысла заниматься пересказом и описанием всех кушаний, которыми можно было угоститься в данный вечер. Серафима только рассказала ей по ходу еще одну красивую русскую сказку о скатерти — самобранке и Иване, который заполучил её. И повествуя эту легкую, веселую историю, служащую прототипом данного места, она грациозными движениями накалывала на свою вилку кусочки большого белого осетра, приправленного лимоном, который требуется сказать, выращивался в оранжерее Юсуповского
