дворца, и весь её вид был непринужденным и легковесным. С ней так же ощущался некий парадокс в ощущениях. С одной стороны — некая тревожность и натянутость нервов, с другой простота в общении. Вот уж суждение о себе Серафимы, Анни было бесконечно безразлично, а поэтому она вела себя естественно и раскованно в её присутствии. Кавалер же Серафимы, а им оказался, как представила его Гричич, обер-полицмейстер Санкт-Петербурга, князь Павловский, человек высокого полета, перспектив в карьере, и свободный, так как год назад похоронил жену при неудачных родах, а младенца так же спасти не удалось, внимательным взглядом изучал лицо Анни и периодически мелко хохотал, отпуская остроты в адрес своей дамы.
От шампанского закружилась голова. Красота дворца, людей, приехавших на бал, изысканность кушаний словно поймали в свои раскрытые объятья неискушенную женщину и ей до конца не верилось, что с ней это происходит наяву. Воронка вихря закружила в бешенном ритме, и ты потерялся в её водовороте. И есть не хотелось так как человеку-испытывавшему голод, но заманчивость праздничного стола была столь притягательна. И пятой части того, что она видела здесь, она в жизни никогда не пробовала! Что было делать? Утолять свое желание и заняться обжорством или отдать дань дресс-коду высшего общества — сделать вид, что ты этим всем пресыщена, пошевелить слегка вилкой в тарелке и пересилив свои естественные потребности отойти от стола? Она долго не думала, общество, в котором она чудом оказалась, все-таки было ей чужое и никого из присутствующих ей встретить больше никогда не придется, а посему, она намеривалась задержаться в этом зале подольше.
Серафима выбирала самые дорогие напитки. Она все время произносила фразы, которые Анни не понимала. — Интересно, а отца Григория они пригласили? — спрашивала она не ведомо кого, то ли Ани, то ли князя Павловского. Ее лицо стало неописуемо красиво! От выпитого спиртного, щеки залил молодой румянец, а глаза, затуманенные хмельным, поблескивали блудливым огоньком, сводившим с ума видавших виды в женских чарах кавалеров. К ним часто подходили все новые люди, как поняла Анни, хорошо знавшие её и весело переговаривались — А что, князь Феликс сегодня опять устроит маскарад? — задавали они часто вопрос друг другу. И чтобы Анни не чувствовала себя одиноко, Серафима старалась комментировать ей все это.
— Князь Феликс — это младший и последний отпрыск этого знатного семейства, на балу которого мы имеем счастье присутствовать. Я покажу тебе его. Он красив, умен, аристократичен, но…
— Что… но? — спросила Анни.
Серафима промолчала.
— Ты сама все поймешь! О! Ани, все самое интересное еще впереди! Для этого семейства не свойственно удерживаться в каких-то традиционных рамках, все будет непредсказуемо!
Вокруг царил шум говора. Люди держались группками или парами. Позже всех в эту залу вошло две пары и женщины были восточного типа, на них все обернулись и Анни подумала, что это какие-то очень высокопоставленные особы.
— Это княгини Милица и Стана — сказала Серафима — сердце Петербургского общества. Одна из них замужем за родным братом императора.
Наконец они пресытились кушаньем настолько, что дальше могло стать и дурно. Князь Павловский подставил им свои услуги по сопровождению по дворцу. Они направились в бальный зал. Звуки оркестра приближались, шампанское, вино будоражили кровь и так хотелось сорваться с места и броситься навстречу волнующим сердце звукам. Изнутри подымалась неистовая лавина пьяного веселья! Князь предложил Анни свою руку и еще до конца не в чем не разобравшись и ничего не рассмотрев, она ускорила шаг, увлекаемая своим кавалером и вот попав в струю вальсирующих пар, их подхватил вихрь быстрого, стремительного вальса. Голова такая тяжелая, а ноги и руки перестали слушаться, но …их подчинила себе струящаяся музыка и она отпустила себя на волю державших её рук и мелодичных звуков игравшего оркестра. На против мелькали белые стены, канделябры, восторженные глаза князя и глубокая радость разлилась в сердце, чувство беззаботного детства, озорства, когда еще были рядом родители.
«Бог знает где она училась танцевать!» Музыка творила чудо, она жила внутри её сердца. И училась она совсем чуть-чуть и танцевала так редко в своей молодой жизни, что можно сказать совсем не танцевала. Она умела проникнуть в самую глубину музыкального звука и отключить сознание. Позволив волне захватить её в свои объятья, она повиновалась только её вибрациям. Крепкие руки партнера умело вели и её тело тонко и чутко поддавалось его руководству. Они скользили по матовому полу бело-мраморного зала и во всем она испытывала наслаждение, от затмившего и поднявшего куда-то ввысь шампанского, от совсем близко находившегося кавалера, от которого исходили флюиды огромного, еле сдерживаемого желания, от обилия яркого света, изысканного парфюма, заполонившего каждый сантиметр помещения, от нарядов, украшений, чудесной музыки и всеобщего психологического раскрепощения. Присутствующие отдыхали и радовались всему, как и она. Каждая женщина сделала все возможное, чтобы подчеркнуть свои прелести максимально и попадая в такую обстановку, ты чувствуешь себя избранным небесами.
Круг танцующих расступился, и её кавалер поспешил увести её к стульям, стоявшим вдоль стен. Только на время музыка замолчала, чтобы пронзить пустоту зала в середине самыми высокими нотами скрипки. И, о, чудо!!! От неожиданности, у Анни перехватило дыхание, откуда-то из темного закоулка зала, сознательно приглушенного светом, выпорхнуло на середину неземное существо, тонкое, изящное и воздушное! Ее руки взметнулись вверх и воздушное платье, как крылья прекрасного мотылька, затрепетало при её плавных движениях.
Возле своего уха Анни услышала теплое дыхание князя Павловского и его голос:
— Это Корсавина, наша любимица, балет «Павильон Армиды», вы смотрели его?
Анни взглянула на него с неким недоумением, и тут же ей стало неловко. Она никогда в своей жизни не видела балет, постыдно, совсем не зная вкуса к жизни, она в реальности испытала в эту минуту стыд! Отрицательно закачав головой, она видела легкую сконфуженность, появившуюся у него на лице. И сам того не желая, он стал её добивать своими последующими вопросами. — Как? А «лебедь» Анны Павловой? Вы не видели этого танца, вы не знаете этой балерины?
На выручку вновь пришла Серафима.
— Петр Николаевич, вы забываетесь. Я же говорила, Анни только недавно приехала в Санкт-Петербург!
И хотя это ничего не определяло, так как эти фамилии уже гремели во всей Западной Европе, он быстро справился со своим удивлением и тут же
