— Могу? Отлично! Но он скрытный, не так ли? Совершенно не изменился.
— О нет, он изменился! — возразил Мерри, немного проснувшись и начав удивляться, что беспокоит его товарища. — Он вырос, или что-то вроде того. Я думаю, что он стал как бы одновременно добрее и тревожнее, веселее и более важным, чем прежде. Он изменился, но нам ещё не представилось случая увидеть, насколько сильно. Подумай только о том, чем кончилось это дело с Саруманом! Помнишь, Саруман был некогда выше Гэндальфа — глава Совета, как ни как, что бы там это ни значило. Он был Саруман Белый. А теперь Белый — Гэндальф. Саруман вернулся, когда ему было приказано, и посох был отобран у него, а потом ему просто велели уйти, и он ушёл!
— Да, но если Гэндальф и изменился, то он просто стал ещё более скрытным, чем прежде, вот и всё, — упорствовал Пин. — Вот хоть этот… хрустальный шар. Кажется, он очень ему обрадовался. Он что-то знает о нём, или догадывается. Но нам-то он хоть что-нибудь сказал? Нет, ни слова. А ведь я поймал его, можно сказать, спас, иначе бы он утоп в луже. "Сюда, я возьму его, паренёк", — вот и всё. Интересно, что это такое? Он казался таким тяжёлым… — Голос Пина почти стих, как будто он разговаривал сам с собой.
— Эй! — сказал Мерри. — Так значит, вот что тебя тревожит? Ну, Пин, мальчик мой, не забывай, что сказал Гилдор — Сэм это часто цитировал: "В дела мудрецов носа не суй — голову потеряешь".
— Но мы уже много месяцев, как сунули нос в дела магов, — возразил Пин. — И мне ужасно хочется узнать хоть что-нибудь, пусть даже это и опасно. Мне очень хотелось бы поглядеть на этот шар.
— Ложись спать! — сказал Мерри. — Раньше или позже, но ты узнаешь достаточно. Дорогой мой Пин, ни одному Кролу никогда ещё не удавалось превзойти в любопытстве Брендизайков. Но разве сейчас время, я тебя спрашиваю?
— Да ладно! Ну что плохого в том, что я тебе сказал, что мне хочется поглядеть на тот камень? Я знаю, что не могу этого сделать, потому что Гэндальф носится с ним, как курица с яйцом. Но твоё ты-не-можешь-это-сделать-так-что-ложись-спать тоже не очень-то помогает!
— Да, но что я ещё могу сказать? — отозвался Мерри. — Извини, Пин, но тебе действительно придётся подождать до утра. Я буду настолько любознателен, насколько ты захочешь, — после завтрака, — и я изо всех сил помогу подольститься к магу. Но я больше не в силах держать глаза открытыми. Если я зевну ещё раз, то разорвусь до ушей. Спокойной ночи!
Пин ничего больше не сказал. Теперь он лежал тихо, но сон всё не шёл, не помогло даже тихое посапывание Мерри, который заснул через несколько минут после того, как пожелал спокойной ночи. Казалось, что мысли о чёрном шаре становились всё более навязчивыми по мере того, как тишина углублялась. Пин снова ощущал в руках его тяжесть и вновь видел таинственную красную глубину, в которую заглянул на одно мгновение. Он метался, ворочался и пробовал думать о чём-нибудь ещё.
Наконец он не выдержал. Он встал и огляделся вокруг. Было зябко, и он закутался в плащ. Луна светила вниз в долину бледным холодным светом, и тени кустов были черны. Двух часовых видно не было: возможно, они поднялись на холм или прятались в сухих папоротниках. Повинуясь побуждению, которого сам не понимал, Пин тихонько приблизился к месту, где лежал Гэндальф, и взглянул на него сверху вниз. Маг казался спящим, но веки были закрыты не полностью: под длинными ресницами поблёскивали глаза. Пин поспешно отступил назад, но Гэндальф не шевельнулся, и тогда он снова двинулся вперёд, наполовину против своей воли. Хоббит подкрался к голове мага сзади. Гэндальф лежал, завернувшись в одеяло, с плащом, постеленным сверху, и совсем рядом с ним, между его правым боком и согнутой рукой, был бугорок: что-то круглое, завёрнутоё в тёмную ткань. Было похоже, что рука мага только что соскользнула с него на землю.
Едва дыша, Пин шаг за шагом подобрался ближе. Наконец он встал на колени, украдкой протянул руку и медленно приподнял свёрток. Тот оказался совершенно не таким тяжёлым, как Пин предполагал. "Может быть, это просто узелок со всякими вещами, и только", — подумал он со странным чувством облегчения; но он не положил свёрток назад, а на мгновение застыл, вцепившись в него. Затем ему пришла в голову идея. Пин отошёл на цыпочках, нашёл округлый камень и вернулся.
Затем хоббит быстро снял ткань, завернул в неё камень и, опустившись на колени, положил его назад под руку мага. И только после этого взглянул наконец на развёрнутую им вещь. Это был он: гладкий хрустальный шар, теперь тёмный и мёртвый, лежащий на земле прямо у его колен. Пин взял его, торопливо прикрыл своим плащом и уже совсем было повернулся, чтобы уйти на своё место. В этот момент Гэндальф пошевелился во сне и пробормотал несколько слов на каком-то странном языке. Его рука нащупала и сжала завёрнутый камень, затем он вздохнул и больше не шевельнулся.
— Ты круглый дурак! — пробормотал Пин сам себе. — Ты сейчас навлечёшь на свою голову кошмарные неприятности! Живо положи его на место!
Но тут он почувствовал, что его колени трясутся, и не осмелился снова приблизиться к магу, чтобы достать свёрток. "Мне никак не удастся вернуть его, чтобы не разбудить Гэндальфа, — подумал Пин, — пока я немного не успокоюсь. Так что с тем же успехом можно сначала и посмотреть. Только не прямо здесь!" Он воровски отбежал в сторонку и сел на зелёную кочку неподалёку от своего места. Через край ложбины заглядывала луна.
Пин сидел, зажав шар между коленями. Он низко склонился над ним, похожий на жадного ребёнка, который уткнулся в миску с едой в сторонке от прочих. Хоббит откинул плащ и вгляделся в шар. Казалось, будто воздух вокруг него застыл и напитался энергией. Сначала шар оставался тёмным — чёрным, как гагат, лишь лунный свет играл на его поверхности. Затем в его глубине появилось слабое свечение, которое приковало взгляд Пина, так что он не мог отвернуться. Вскоре вся внутренность шара, казалось, превратилась в огонь. Шар закрутился, или свет внутри него завращался. И внезапно весь свет погас. Пин охнул и забился, но остался склонённым, зажав шар обеими руками. Ниже и ниже наклонялся он, а потом застыл; некоторое время его губы беззвучно двигались. Затем он с придушенным криком откинулся назад и остался лежать неподвижно.
Крик был пронзителен. С бортов ложбины спрыгнули часовые. Вскоре весь лагерь оказался на ногах.
— Так вот он, вор! — сказал Гэндальф. Он поспешно накинул на шар свой плащ, не поднимая его. — Но ты, Пин! Какой прискорбный поворот событий! — Маг опустился рядом с телом Пина на колени. Хоббит лежал на спине, судорожно застыв и уставившись в небо невидящими глазами. — Вражья сила! Что он сотворил — с собой и со всеми нами?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
