Глава XI
Палантир
Солнце спускалось за длинный западный отрог, когда Гэндальф со своими спутниками и герцог со своими всадниками покинули Скальбург. Гэндальф посадил к себе за спину Мерри, а Арагорн — Пина. Двое людей герцога быстро поскакали вперёд и вскоре скрылись с глаз в долине внизу. Остальные ехали не торопясь.
Энты стояли в торжественном строю рядом с воротами, как статуи, с поднятыми вверх длинными руками, но не издавали ни звука. Проехав немного по извилистому тракту, Мерри и Пин оглянулись. В небе ещё сиял солнечный свет, но над Скальбургом протянулись длинные тени: серые развалины поглотила мгла. Древобород стоял там теперь один, похожий издали на ствол старого дерева; хоббиты вспомнили об их первой встрече на далеком солнечном уступе на краю Фангорна.
Отряд подъехал к колонне с Белой Рукой. Столб всё ещё стоял, но каменная рука была сброшена и разбита на мелкие кусочки. Прямо посередине дороги лежал длинный указательный палец, белея в сумерках; его красный ноготь в наступающей тьме казался чёрным.
— Энты обратили внимание на каждую мелочь! — заметил Гэндальф.
Они скакали дальше, а над долиной сгущался вечер.
— Далеко ли нам сегодня ехать, Гэндальф? — спросил Мерри немного погодя. — Я не знаю, как ты себя чувствуешь с мелким оборванцем, болтающимся у тебя за спиной, как банка, но оборванец устал и был бы рад перестать болтаться и лечь.
— Так ты слышал это? — отозвался Гэндальф. — Не бери себе в голову! Будь благодарен, что к тебе не было обращено более долгих речей. Он положил на вас глаз. Если это потешит твою гордость, то могу сказать, что в данный момент вы с Пином занимаете в его мыслях больше места, чем все остальные из нас. Кто вы, как вы очутились там и зачем, что вы знаете, были ли вы захвачены в плен, а если да, то как вы спаслись, когда все орки погибли, — вот те маленькие загадки, которые тревожат великий ум Сарумана. И его насмешка, Мериардок, — это комплимент, если ты чувствуешь себя польщённым его вниманием.
— Спасибо тебе, — сказал Мерри. — Но гораздо больше чести болтаться у тебя на хвосте, Гэндальф. Во всяком случае, в этой позиции некто имеет шанс задать вопрос во второй раз: далеко ли нам ехать сегодня ночью?
Гэндальф расхохотался.
— В высшей степени неутолимый хоббит! Всем магам следовало бы иметь под присмотром одного или двух хоббитов — обучать их значению слов и исправлять их. Прошу прощения. Но я подумал даже и об этой простой вещи. Мы неспеша проедем несколько часов, пока не достигнем конца долины. Завтра нам придётся скакать быстрее.
Когда мы приехали сюда, то собирались отправиться из Скальбурга в Эдорас, в дом герцога, напрямик через степи — это несколько дней езды. Но мы подумали и изменили план. Гонцы поскакали вперёд к Теснине Хельма предупредить там, что герцог завтра возвращается. Оттуда он намеревается выступить с большим войском к Сироколью по горным тропам. Отныне, если этого можно избежать, никому не следует открыто перемещаться по степям ни днём, ни ночью в количестве большем, чем два-три человека.
— Ну, ты как всегда: либо ничего, либо вдвое больше! — заметил Мерри. — Боюсь, что я не заглядывал дальше сегодняшней постели. Что за Теснина Хельма, и где она, да и всё прочее тоже? Я ничего не знаю об этой стране.
— Тогда тебе просто необходимо узнать хоть что-то, если ты хочешь понять, что происходит. Но не сию минуту и не от меня: у меня слишком много неотложных вопросов, которые следует обдумать.
— Ладно, я пристану к Бродяжнику у лагерного костра. Он не такой раздражительный. Но к чему подобная секретность? Я думал, что мы выиграли битву!
— Да, мы победили, но это только первая победа, которая лишь увеличила грозящую нам опасность. Между Мордором и Скальбургом существовала какая-то связь, которую я ещё не понял. Я не уверен пока, каким образом они обменивались новостями, но они обменивались. Полагаю, что Глаз Барат-дура будет с нетерпением обращён к Чародейскому Долу и к Ристании. Чем меньше он увидит, тем лучше.
Тракт неторопливо тянулся, прокладывая свой извилистый путь по долине. То ближе, то дальше тёк в своём каменистом русле Скальток. Ночь спустилась с гор. Весь туман рассеялся. Дул холодный ветер. Луна, уже почти полная, заливала небо на востоке бледным сиянием. Плечи гор справа от них постепенно перешли в голые холмы. Перед ними открывались широкие серые степи.
Наконец они остановились, потом свернули в сторону от тракта и снова поехали по свежему дёрну нагорья. Пройдя примерно милю к западу, они достигли открывающейся к югу лощины в склоне крутолобого Дол Барана, последнего холма северных хребтов, подножье которого поросло травой, а вершина была увенчана вереском. Борта лощины покрывал косматый прошлогодний бурьян, среди которого уже прокалывали ароматную землю плотные завитки первых весенних ростков. Низкие террасы густо поросли колючим кустарником, под которым они и разбили свой лагерь часа за два до полуночи. Развели костёр в ямке между корней раскидистого боярышника, высокого, как дерево, корявого от старости, но совершенно здорового. На конце каждого его сучка набухали почки.
Выставили часовых, по двое на вахту. Остальные, после того как поужинали, завернулись в плащи и одеяла и заснули. Хоббиты притулились в уголке на кучке старых папортниковых листьев. Мерри клонило в сон, но Пин вёл себя на удивление беспокойно. Листья трещали и шуршали, когда он ворочался.
— В чём дело? — спросил Мерри. — Ты что, лежишь на муравейнике?
— Нет, — ответил Пин. — Но мне неуютно. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как я спал в кровати?
Мерри зевнул.
— Посчитай на пальцах! — посоветовал он. — Но ты должен был бы помнить, сколько прошло с тех пор, как мы ушли из Лориэна.
— А, это! — сказал Пин. — Я подразумевал настоящую кровать в спальне.
— Хорошо, тогда Раздол, — ответил Мерри. — Но лично я мог бы уснуть сегодня где угодно.
— Тебе повезло, Мерри, — произнёс Пин тихо, немного помолчав. — Ты скачешь с Гэндальфом.
— Так что из этого?
— Ты выспросил у него что-нибудь новенькое?
— Да, много чего. Больше, чем обычно. Но ты слышал всё или почти всё, ведь ты был рядом, а мы не секретничали. А завтра сам можешь ехать с ним, если считаешь, что сумеешь вытянуть из него больше… и если он тебя возьмёт.
— Могу? Отлично! Но он скрытный, не так ли? Совершенно не изменился.
— О нет, он изменился! — возразил Мерри, немного проснувшись и начав удивляться, что беспокоит его товарища. — Он вырос, или что-то вроде того. Я думаю, что он стал как бы одновременно добрее и тревожнее, веселее и более важным, чем прежде. Он изменился, но нам ещё не представилось случая увидеть, насколько сильно. Подумай только о том, чем кончилось это дело с Саруманом! Помнишь, Саруман был некогда выше Гэндальфа — глава Совета, как ни как, что бы там это ни значило. Он был Саруман Белый. А теперь Белый — Гэндальф. Саруман вернулся, когда ему было приказано, и посох был отобран у него, а потом ему просто велели уйти, и он ушёл!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
