и греметь мощной силой. Мужчины— танцоры вдарили в пляс и закружила карусель, словно адская вакханалия, с радостью, задором, пристукивая сапогами, пускаясь в присядку, хватая своих девиц и волчком без остановки наворачивая повороты так, что в голове все стало вращаться и кружиться и некоторые дамы из зрителей схватились за виски, готовые потерять равновесие, кто-то крепче прижался к руке кавалера, а кто-то закрыл глаза на мгновение, чтобы совсем не затуманиться от выпитого шампанского.
Бал подводил итог. И это все понимали. Граф Юсупов оставил эту «штучку» на самый конец и легкий вздох разочарования раздавался в зале, но его поглощала музыка. Бала было так много и так мало! Домой никому не хотелось.
И вот кульминацией на сцене, вновь образовался паровозик, из сцепленных поднятых вверх рук и из него вышла девица в кокошнике, неся перед собой поднос, на перевязи, как торговцы на ярмарках со всякой всячиной. Одной рукой она набирала пригоршню драгоценных камней, горкой насыпанных на подносе, другой водила по воздуху, приседая перед всеми в реверансе. Это было и её превосходство над всеми присутствующими, и благодарность за посещение бала хозяина дворца. И как сеятель бросал он перед ногами всех стоящих свои камни. Публика ахнула и на мгновение застыла, с открытыми ртами, растерявшись, не зная, как реагировать на такой жест. Кто-то опомнился первым и нагнулся, чтобы собрать разлетевшиеся камушки. Другие несколько мешкали, делая очень сложный для себя выбор, опуститься на пол, как плебею, принявшись собирать на мраморе драгоценности, или сохранить достоинство.
А Анни просто не разобралась сразу во всем, ей и в голову не могло прийти, что на пол будут разбрасываться действительно драгоценные камни, которые чего-то да стоят! Повинуясь детской непосредственности и такому же любопытству, она быстро присела на корточки и подхватила рукой несколько камушков. Когда она поднесла их к лицу, её глаза расширились в изумлении и рука застыла в немом вопросе — Как, как такое может быть?
На руке её красовался не большой бриллиант и пару средних изумрудов, которые для нуждающегося человека могли на несколько лет сделать жизнь абсолютно безбедной. Князь Павловский развернулся перед ней лицом к лицу и учтиво взяв её застывшую руку, закрыл ей ладонь, спрятав камушки внутри. — Оставьте на память об этом празднике!
Ани не обратила внимание, из-за своего глубокого изумления, наклонялся ли он, чтобы собрать драгоценности, и где в это время была Серафима. Люди и не хотели, чтобы у кого-то в памяти осталась картинка воспоминаний, о том, как они опустились до такого малодушия, чтобы собирать как куры, разбросанное богатство! И горечь у всех образовалась во рту от этого хозяйского жеста и легкий стыд и сожаление, и тайная радость, все вперемежку, потому что для некоторых, эти камушки могли покрыть и карточные долги, и дать возможность отправиться в долгожданное путешествие, кому-то подтянуть захудалое имение! Уже через пять минут на полу ничего не стало, князь Юсупов исчез с поля зрения, кто-то еще пытался высмотреть под ногами, хоть один затерявшийся брильянт, или изумруд, но все стали медленно расходиться, как тараканы, по разным углам. Кто-то поспешил податься в бильярдную, чтобы закончить удачную партию, но большинство направилось в гобеленный зал, тот, что временно играл роль столовой, чтобы последним жестом, поправиться перед отъездом домой. Серафима Гричич всех позвала туда же, хотя Ани чувствовала, что голова её стала как чугунный горшок и после последнего танца, в голове закружил водоворот. Уставшие дамы, использовали князя Павловского, как точку опоры, приклеившись к его рукам, как к поручням, но неведомо каким мотивациями, они шли подкрепиться на дорожку, как говорят.
Стыдно. Очень стыдно! Анни от себя такого не ожидала. По ступенькам они спускались очень медленно и очень осторожно, потому что перед глазами они плыли и качались. Кто был рядом, лица, фразы, она не помнила ничего. Князь Павловский тоже слегка шатался, но ноги военного человека были больше натренированы к таким нагрузкам. От перил лестницы было страшно оторваться, но это сделать было необходимо, чтобы уехать домой. Серафима вообще села на ступеньки в парадном вестибюле и ей несколько господ предлагали свою помощь в доставке до дому, но видно было, что и они уже не вполне надежны были на эту роль. Анну кто-то держал с одной стороны под руку, с другой она цеплялась за перила. Помогли всем скопом сесть в экипажи и там она быстро провалилась в сон, который только встряхивался, как вытряхаемый половик, от резких дерганий извозчика. Серафиму вынес на руках сам извозчик, ругаясь по дороге:
— Что мне делать нечего, как пьяных дамочек по ночам на себе тягать! — Притом взвалил он её себе через плечо, как бичёвку и она исчезла с ним в темном переулке. Анни до двери квартиры дотащил, в прямом смысле этого слова, князь Павловский и передал из рук в руки открывшему дверь Григорию. В свою комнату она этим утром, а было именно раннее утро, не попала. Завалившись прямо в одежде на тахте в гостиной, и что-то периодически силясь поведать Григорию, так как от полученных эмоций её просто распирало, она только соприкоснувшись головой с круглым валиком, расшитым золотыми нитками, провалилась в сон. Григорий умудрился снять с неё пальто, туфли и накрыл пледом. Стойкий запах духов, перегара потянулся по комнате и полусонная Светлана, босиком, вышла со свечой в руках из своей спальни! Рассмотрев через пламя свечи свою пьяную подругу, она как бы про себя пожала плечами.
— Не знала я, что с балов возвращаются в таком виде!? Надо Глафиру попросить завтра кислого кефиру раздобыть, трудно ей будет. А когда ей на смену, не знаешь? — обратилась она к стоявшему рядом брату.
— Еще отойдет. Послезавтра.
Светлана побрела назад в спальню, а Гриша стал получше поправлять плед, подушку. Ему так хотелось позаботиться об этой пьяной принцессе, не земной красоты, первый раз вкусившей стиль широкой русской жизни!
ГЛАВА 88
В одиннадцать часов утра семья, проживающая на улице Чайковского, только завтракала. Глаша водрузила на стол горячий самовар и расставила чайный прибор. Светлана приводила волосы в порядок, почему-то не в своей комнате. Гриша читал газету, украдкой поглядывая на Анни, которая сидела на тахте с отрешенным выражением лица, поджав под себя ноги и обхватив их руками. Упершись подбородком в
