В предрассветной темноте у одной из скал неподалеку от вершины раздался шорох. Из груды валежника и сухих листьев выкатились два мальчика — две смутные тени, заговорившие сонными голосами. Это были близнецы, которые в ту ночь дежурили у костра. По теории, пока один из них спит, другой должен был следить за костром. Но они были просто не способны что-нибудь сделать один без другого, и поскольку бодрствовать всю ночь напролет невозможно, они вместе пошли спать. Привычно ступая босыми ногами, они подходили к грязному пятну на земле, которое осталось от костра, позевывая и протирая глаза, но, подойдя, перестали зевать, и один из них бросился назад за валежником, а второй опустился на колени.
— Кажется, совсем прогорел. — Он пошуровал золу пучком сухих веток, подсунутых ему другим близнецом. — Нет.
Он лег на землю, приставив губы почти к самой золе, и тихонько подул. Его лицо, подсвеченное красным, выделилось из темноты. На мгновение он перестал дуть.
— Сэм… нам нужно…
— …взять гнилушку.
Эрик снова нагнулся и тихонько дул, пока в золе не заалело пятнышко, Сэм подложил кусочек гнилого дерева, затем ветку. Уголек стал еще ярче, и ветка вспыхнула. Сэм наложил сверху еще несколько веток.
— Много не жги, — сказал Эрик. — Слишком много ты положил.
— Давай сперва согреемся.
Эрик сидел на корточках и смотрел, как Сэм раскладывает костер. Поверх пламени он построил шалашик, и теперь костру был бы не страшен и сильный порыв ветра.
— Да-а, еще немного и…
— …он бы совсем…
— …взбесился.
— Ага.
Несколько минут близнецы молча смотрели на огонь.
— И все из-за этого костра, да из-за свиньи.
— Еще хорошо, что он вместо нас на Джека напустился.
— А помнишь старуху Бешеную? Она учила нас, помнишь?
— Как же! «Мальчик-ты-меня-сведешь-с-ума»!
Близнецы совершенно одинаково захохотали, затем, вспомнив о темноте и обо всем остальном, тревожно оглянулись по сторонам.
Тепло от костра накатывалось на них приятными волнами. Сэм развлекался тем, что старался ставить ветки в самый огонь. Эрик вытянул вперед руки, определяя расстояние, на котором жара была еще терпимой. От нечего делать он смотрел на вершину и пытался в наборе теней и силуэтов угадать дневные контуры скал. Там была большая скала, вот там — три камня, рядом расщепленная скала, а еще дальше — впадина… как раз там…
— Сэм.
— А?
— Так, ничего.
Языки пламени охватывали сучья, кора завивалась и отваливалась, сухое дерево рвалось с треском. Шалашик рухнул, и вверх метнулся неровный круг света.
— Сэм.
— А?
— Сэм! Сэм!
Где-то далеко внизу лес вздохнул и зарычал. У обоих близнецов на лбу затрепыхались волосы, пламя костра заметалось. В пятнадцати ярдах от мальчиков громко захлопала вздувшаяся на ветру ткань.
Они не вскрикнули и только еще крепче обняли друг друга, а их рты вытянулись в две узкие вертикальные щелочки. Секунд пятнадцать они сидели не шелохнувшись, бьющееся пламя вместе с дымом и искрами окатывало вершину волнами неровного света. Затем они в ужасе сорвались с места и помчались вниз.
Ральфу снился сон. Прежде чем ему удалось заснуть, он, наверное, часа два шумно ворочался на сухих листьях. Но теперь до него не доносились даже громкие крики бредивших малышей, потому что он был далеко-далеко, там, откуда он попал на этот остров, и через садовую ограду кормил пони сахаром. Вдруг кто-то потряс его за плечо и сказал, что пора пить чай.
— Ральф. Проснись!
Листва ревела, как морской прибой.
— Да проснись же, Ральф!
— Что случилось?
— Мы видели…
— …зверя…
— …своими глазами!
— Вы кто? Близнецы?
— Мы видели зверя…
— Хрюшка, проснись!
Листва все еще ревела. Столкнувшись в темноте с Хрюшкой, Ральф пополз к выходу — туда, где поблескивала россыпь бледнеющих звезд, но близнецы схватили его.
— Не выходи… он такой страшный!
— Хрюшка… где копья?
— Я слышу, как…
— Тогда тихо. Не шевелитесь.
Они с Хрюшкой лежали и слушали — сперва недоверчиво, потом все более испуганно — почти беззвучный шепот близнецов, перемежаемый паузами жуткой тишины. И вот темнота за стенами хижины наполнилась клыками, наполнилась неведомым, ужасным и страшным. Бесконечно медлившая заря, наконец, погасила звезды, и в хижину стал просачиваться унылый серый свет.
Стоя на коленях, Ральф высунул из хижины голову и настороженно осмотрелся.
— Сэм-и-Эрик, зовите всех на собрание. Только тихо.
Дрожа и прижимаясь друг к другу боками, близнецы доползли до соседней хижины и рассказали там ужасную новость. Чтобы не ронять достоинства, Ральф заставил себя встать во весь рост и идти, хотя спина его покрылась мурашками. За ним пошли Хрюшка и Саймон, потом крадучись двинулись остальные.
Веер солнечных лучей, расходившихся из-за горизонта, уже стелился над землей на уровне глаз. Ральф чуть задержал свой взгляд на растущей дольке золота, которое сияло от него справа и, казалось, придавало ему духу. Заговорил. Круг сидевших перед ним мальчиков ощетинился копьями. Ральф передал рог Эрику — тот был ближе.
— Мы видели зверя своими глазами. Нет… не во сне… мы не спали…
Сэм подхватил рассказ.
По обычаю рог давали им на двоих, потому что их давно уже воспринимали как нечто целое.
— Он покрыт мехом. За спиной у него что-то шевелилось — крылья, наверное. Он и сам шевелился…
— Жуть какой страшный. Он вроде как сел…
— Костер горел ярко…
— Мы только что развели его…
— …подложили сучьев.
— У него глаза…
— Зубы…
— Когти…
— Мы побежали изо всех сил…
— Налетали на скалы…
— Он погнался за нами…
— Я видел, как он крался между деревьями…
— Он чуть не догнал меня…
Ральф испуганно указал на лицо Эрика, исцарапанное ветками.
— Откуда это у тебя?
Эрик ощупал свое лицо.
— Как я покорябан. Кровь течет?
Обступившие его дети в ужасе отпрянули.
— Вот это будет настоящая охота! — крикнул Джек. — Кто пойдет?
— Это с палками-то? Не валяй дурака, — сказал Ральф.
Джек насмешливо улыбнулся.
— Боишься?
— Конечно, боюсь. А кто не боится? — Он повернулся к близнецам одновременно с надеждой и отчаянием: — А вы не дурачите нас?
Ответ их был таким страстным, что уже больше никто не сомневался. Хрюшка взял рог.
— А не лучше ли нам здесь… остаться? Может, зверь сюда и не придет.
— Остаться здесь? Забиться на краешек острова и дрожать от страха? А что мы будем есть? И как же костер?
