столько в литературной манере автора «Народных рассказов», сколько «в разработке образов крестьян как носителей больших, красивых человеческих чувств и в возбуждении ненависти читателя к крепостному праву»{18}.
По свидетельству П. А. Кропоткина, «…в те годы вся образованная Россия упивалась повестями Марко Вовчка и рыдала над судьбой ее героинь-крестьянок».
Сказав свое слово, молодая писательница попала в круг передовых литераторов России. Сама логика общественной борьбы привела ее к революционным демократам. Чернышевский и Добролюбов, Герцен и Огарев, Писарев и Салтыков-Щедрин, Некрасов и Шевченко — вот имена ее будущих соратников. Но по идейным и художественным устремлениям ближе всех был ей, естественно, Тарас Шевченко.
ПЕРВАЯ КНИГА
А Кулиш между тем звонил во все колокола, что «одна пані родилась у Московщині і вже замужем почала вчитись по нашему», да «так зрозуміла вона красоту нашего слова і наче (будто) піснею заговорила!». Сначала он даже не подозревал, что Марко Вовчок — женщина, а потом создал в воображении ее идеальный образ, с нетерпением ожидая, когда заочное знакомство перейдет в личное.
Получив из Немирова очередной рассказ, в июне 1857 года он писал жене: «Чудо, чудо!..Ничего подобного еще не было в литературе нашей. Важно здесь то, что нет вымысла, все было, все случилось и рассказано именно так, как было и случилось; но какой язык! Какие формы! Чудо, чудо!.. это золотое дно для будущих малороссийских писателей. Вот этнография — вот она! Так должно рассказывать о народе! Так надобно сочувствовать народу! Жена Марковича — это гениальная актриса, которая принимает на себя образ молодыць и бабусь наших и лицедействует за них так, что не везде угадаешь, Что взято с натуры, а что присочинено в порыве актерского вдохновения. Но главное — как почувствовано достоинство характера народного! Одни только песни лучше этих речей».
Кулиш работал в эти годы с лихорадочной энергией. Возложив на себя «священную миссию» собирателя и объединителя украинских литературных сил, разрозненных и ослабленных длительными гонениями, он, безусловно, сделал много полезного; и в то же время в любое начинание вносил суетливость и нервозность, считая свои суждения непогрешимыми, и не терпел никаких возражений.
Кулиш был не только первым издателем и редактором, но и первым критиком Марко Вовчка. В частных письмах, предисловии к сборнику и в журнальных статьях он оценивал ее рассказы с позиций романтического народничества — видел в них блистательное подтверждение своей теории о предстоящем возрождении украинской литературы на основе слияния трех элементов: «высоких нравственных начал», хранимых крестьянской массой, богатейших сокровищ народной речи и этнографически точного изображения сельской жизни.
Правильно подметив, что устами Марко Вовчка «говорит сам народ», что ее произведения «живописуют наших крестьян…не так, как привыкли смотреть на них сверху, а так, как они сами себя видят», критик обнаруживает и свойственную ему узость мысли. По его мнению, «Народні оповідання» — всего лишь «живая этнография», эскизы «с натуры», а героини-крестьянки — не более чем «натурщицы». Он сравнивает писательницу с «божьей пчелкой», втянувшей в себя росу из цветов украинской народной речи, но ее собственную роль в искусстве сводит к интерпретации. Акт индивидуального творчества он уподобляет исполнительскому мастерству, превращая демиурга в актера.
Но это еще полбеды. Кулиш упустил из виду антикрепостническую направленность «оповідань», не заметил главного — общественного звучания рассказов Марко Вовчка. «Он говорил о «сочувствии народу», а ее рассказы выражали общественный протест» (А. Белецкий).
То, чего не понял Кулиш, понял Шевченко, поняли русские демократы, поняла, но только не сразу, и сама писательница. И если Кулиш стремился отгородить украинских литераторов от русских, видя их силу в национальной обособленности и пренебрегая исторически сложившейся духовной близостью и родственными связями обеих литератур, то Марко Вовчок уж никак не могла разделять подобных взглядов.
Но пока что она — робкая ученица, а он — благожелательный ментор, пекущийся о молодом даровании. Сейчас он хлопочет об издании «Народних оповідань», не подозревая, что этот маленький сборник перетянет на весах истории все, что сделает для украинской литературы он сам, сам Кулиш, за свою долгую жизнь!
Сборник увидит свет, и он напишет С. Т. Аксакову: «Выпустил я «Народные рассказы» Марка Вовчка с моим предисловием. Изданием этой маленькой книжки я горжусь гораздо больше, нежели изданием сочинений Гоголя, ибо один я мог выпустить ее в таком обработанном виде. Я был вместе и редактором этих ни с чем не сравненных повестей, которые показывают мне в зерне, что будет словесность южнорусская в развитии».
В этих нескольких строчках весь Кулиш — с его непомерным тщеславием, склонностью к преувеличениям и страстным желанием служить родной литературе.
Книга печаталась в Петербурге, а цензуру проходила в Москве. Чтобы избежать придирок столичных чиновников, Кулиш по дороге на Украину сам отвез рукопись знакомому московскому цензору Н. Ф. Крузе, прослывшему в литературных кругах либералом, и 7 августа 1857 года получил цензурное разрешение.
В последних числах ноября сборник вышел в свет. На титульном листе значилось: «Народні оповідання Марка Вовчка. Издав П. А. Кулиш. Санкт-Петербург, 1858».
ПУТЕШЕСТВИЕ В ОРЕЛ
Марию Александровну звали в Орел друзья, настойчиво приглашала тетка, мечтавшая повидать Богдасика. Был еще один повод для поездки: хотелось полечиться у доктора Кортмана — мучили головные боли и частые простуды. Письмо Кулиша из Москвы с добрыми вестями и приглашением заехать к нему на хутор Мотроновку побудило ускорить сборы. Оставив «колонию» на попечение матери, в двадцатых числах августа она отправилась в далекий путь.
Послания Афанасию с дороги и из Орла — чудесные образцы украинской эпистолярной прозы. Перед нами сложившийся художник. Марко Вовчок умеет в нескольких словах набросать выразительный портрет или жанровую бытовую сценку, сдобрить рассказ юмором, закрепить мимолетное впечатление, воспроизвести со всеми интонациями живую разговорную речь.
Четырехлетний Богдась, веселый, здоровенький, любопытный мальчик, — главный герой писем. Все ему нужно знать: и как по-польски конопля называется, и есть ли в Киеве дети малые, и куда с поля гречку свозят. С каждым он знакомится и всех потешает. А что было, когда приехали в Киев! Кричит, радуется, заговаривает с прохожими, пристает с вопросами…
Отдыхали у родителей Барщевского. Навестили Михаила Андреевича Тулова. Встретил, как отец родной, расспрашивал про всех учителей. Богдан увидел его и сразу узнал: «Наш дирехтор…»
В Чернигове остановились у брата Ильи Петровича Дорошенко. В помощь путешественнице он отрядил до Орла и обратно деревенского хлопца Якима. Мария Александровна ходила на могилу дочки. Пока искала, Богдан все бегал и спрашивал: «Де моя сестричка маленька похована?» Виделась с Шишацким. Подарил вторую часть «Української квітки» — только что изданный
