потребовали назвать имя женщины, которую он посещал или несколько таких имен! Миррано стал хаотично вспоминать всех своих прежних знакомых, но не мог вспомнить ни одной. Это его удручило.
Но приехав в полицейский участок и представив содержимое коробки главе полицейского участка, было обнаружено, что она набита только разнообразными лентами для шитья. Коробки подменил Гельмут в тот момент, когда, пользуясь своим сходством с братом, показался у двери. Михаэль и нырнул тогда в комнату, наушканный им, чтобы отвлечь на себя внимание. Затем, воспользовавшись отсутствием полицейских, он вычистил все свои тайники с деньгами и исчез из квартиры.
Эта ситуация закончилась благополучно, но Хелен запретила Миррано дальше связываться с этим бизнесом категорично!
На что Миррано ей только ответил — «Первый блин комом»
Но через две недели на скамье подсудимых оказался Игн. Полицейские оказались хитрее. Они приобрели несколько этих штучек под видом покупателей и доктор попался с поличным. Суд был закрытым. Самыми важными обвинителями на нем выступали архиепископы католических костелов.
Разгорелись мощные дебаты. Пресса на заседание суда допущена не была и Игн понимал, что он виновен будет в любом случае. Вопрос стоял только в том, насколько серьезным будет наказание судьи.
Рассмотрение дела долго не длилось. Вину не требовалось доказывать, Игн был взят с поличным.
— Господин, Игн Йошек — в итоге произнес заключительную речь судья. — Вы признаетесь виновным в незаконном сбыте запрещенных средств против беременности. Закон предоставляет вам последнее слово, хотя у вас и нету оправдательных мотивов.
Игн еще с места выкрикнул в сердцах:
— У меня есть оправдательные мотивы!
Судья с сожалением покачал головой, так как только от суда присяжных зависело смягчиться ли приговор и не стоило их злить.
— Ну, что ж, мы выслушаем вас.
Игн прошел за кафедру и повторил:
— У меня есть оправдательные мотивы. — и в зале возникла пауза.
Судья еще раз произнес:
— Какие?
— Я врач — твердо произнес Игн.
— Мы это все знаем — ответил судья. Но Игн повернув голову обвел взглядом пятерых присутствующих в зале архиепископов, сидящих у окна.
— Я врач — как бы уточняя всем присутствующим еще раз повторил он. Те пятеро закачали головами. А судья осадил.
— Вы вышли за кафедру все время повторяться?
Но Игн сердито стрельнул взглядом в сторону судьи и нашел глазами свою жену, он чувствовал в данный момент вину только перед ней, так как сразу после свадьбы вынужден будет на длительное время её оставить.
— Нет, ваше святейшество и присутствующие здесь представители церкви, я повторяю для того, чтобы вы поняли, все — таки. Я врач. Я стремлюсь хорошо делать свою работу. Так как каждый день в моих руках жизнь человека! В моей работе я руководствуюсь только лишь одним уместным законом — сделать все от меня зависящее, чтобы сохранить, продлить и сделать жизнь человека без боли, избавить его от каждодневных мучений!
Тут с места встал самый пожилой из всех пятерых священников.
— Но, вы идете против Господа! Это самый высший духовный закон и человеческий. Вы читаете Библию, господин Йошек? Это грех перед Господом, не ему ли одному решать — давать человеку детей или нет? Ни у одного человека на нашей грешной земле нет такого права!
Игн вцепился руками в кафедру, словно боялся сорваться с места. Пальцы его от напряжения побелели.
— Я… как и любой грамотный человек, старался проникнуться библейскими постулатами — тихо произнес он, но в сердце его клокотала буря. Он знал об этом и всеми силами держал себя в руках.
— И что — спросил архиепископ. — Тогда вы должны были знать, что прерывание деторождения женщиной или кем-либо другим в библии называется — лицемерием!
Игн думал, что он может ответить на эти речи, ему хотелось кричать, как всегда, когда он вынужден был время тратить на доказательство здравого смысла глупцу. А кричать он не мог. Не спешно, дрожащей рукой он достал из кармана носовой платок и вытер лицо. Потом более снисходительно посмотрел на священника.
— Ваше святейшество. Библия писалась двести лет назад. И я усматриваю верх невежественности в том, чтобы и в наше время следовать её постулатам.
Священник настолько возмутился от его слов, что сам вспотел в одно мгновение и видно было что и его нервы затронуты.
— Господин Йошек. Библия написана святым духом и ей нет давности времени! Это знает любой законопослушный гражданин и добропорядочный католик.
— О, отец мой — стараясь оставаться не воз мутимым — возразил Игн. — Мне и больно, и печально от того, что еще до сих пор церковь имеет такое сильное влияние на общество, людей, на разум человеческий. Когда невежество затмевает своим неисчислимым количеством здравую мысль — вот настоящее преступление перед Господом! Потому что я глубоко убежден, что если Иисус Христос пошел на такие муки и смерть, возлюбив человека и сделал это только из-за огромной любви к человечеству, то, мое благое дело, помочь женщине сохранить здоровье, а порой и даже жизнь, было бы им не осуждено!
Архиепископ, качая головой и исчерпав все свои доводы и моральные силы возражать преступнику, сделав машинальный жест, махнув рукой, сел на место, но, снова резко подскочил и выпалил — Вы, дорогой мой, совершив преступление, нарушив закон как духовный, так и общественный, еще сейчас умудряетесь и обвинить нас в невежестве! Как же вы упрямы! Как же вы испорчены!
— Ваше святейшество. Вы не на моем месте. И, простите за эти мои слова, которые я сейчас скажу, они колки, но очень честны. Я, ваше святейшество, смог бы занять ваше место, а вы мое нет! — отчего у архиепископов и даже у судьи открылись рты. — Да, я отвечаю за свои слова! Моя работа требует знаний и огромной ответственности. Чего я не усматриваю в вашей работе! Вы не видите, как люди хотят жить! Вы не сталкиваетесь каждый день с борьбой за жизнь человека! Вы не видите их глаза, когда они смотрят на тебя, как последний источник избавления от муки боли! И если бы я и спорил о своей правоте, то предпочел бы это делать с такими
